Чумной поезд

— Применяла. Но не испытывала, а спасала больных людей.

Следователь взбодрился.

— Ну вот! А говорите, не виновны?! Это же вина! Только не надо демагогии, что это за болезнь такая, что нельзя помочь разрешенными средствами? А вы полезли к ним со своим непроверенным зельем! Кто вам позволил вводить этот препарат?

— Позволило мое руководство. Это во-первых. А во-вторых, болезнь, которую, как вы считаете, можно вылечить разрешенными средствами — это самая что ни на есть чума. Легочная форма.

Следователь отшатнулся, не ожидая услышать страшное слово.

— Что же вы побледнели? Я обязана на допросе отвечать только правду. Я ее и говорю. Смертность от этой формы чумы, если ее лечить разрешенными, как вы говорите, средствами, составляет семьдесят процентов от числа заболевших. У нас в Приморске, в карантинном лагере, за колючей проволокой с пулеметными вышками и собаками в настоящий момент имеется около полутора сотен инфицированных.

— С какими вышками? — Следователь решил, что ослышался.

— С пулеметными. И прошлой ночью, именно из-за версии, похожей на вашу, люди в лагере устроили бунт. По ним стреляли. Их задерживали собаки.

— Вы фантастический фильм мне пересказываете?

— Нет. Уточните в МЧС, они и армейские подразделения обеспечивают режим в лагере.

— Извините. Мне нужно уточнить, — промямлил следователь.

«Ох, и влетит мне от Олейника, когда выздоровеет, — подумала Наталья. — А с другой стороны, плевать. Во-первых, я не имею права лгать следователю. А во-вторых, они-то меня подставили, глазом не моргнув. Имею права и я вывалить корзинку грязного белья из их уютного гнездышка».

Следователь сделал несколько звонков, один из них, похоже, уже в Приморск, Тумасяну.

«Он понял, что это насчет меня, — подумала Наталья. — Наверняка понял».

Когда следователь отложил телефон, руки у него заметно дрожали.

— Вы что же думаете, что серьезность ситуации вас оправдывает? — сощурился следователь. — Преступление есть преступление!

— Я никакого преступления, повторюсь, не совершала. Если кто-то, пользуясь ситуацией, решил использовать следственный комитет вообще и вас в частности, чтобы очернить меня, и в это время, за моей спиной, провернуть какие-то свои темные делишки в корыстных целях, я к этому отношения не имею. Рано или поздно прокуратура выяснит, чьи действия были законны, а чьи нет и кто в чьих интересах действовал. И что его на это мотивировало.

— Вы мне угрожаете? — удивился следователь.

— Зачем?

— Но вы сейчас сказали, что кто-то меня подкупил…

— Ничего подобного я не говорила. Я лишь сказала, что не совершала никаких преступлений, а если кто-то превысил или превышает свои должностные полномочия, прокуратура разберется, кто нарушил и что было для этого мотивацией.

— Нда… Как-то вы все с ног на голову перевернули, — признался следователь.

— Наоборот, поставила с головы на ноги. Дело в том, что циклосульфон снижает смертность до пятнадцати или даже пяти процентов, если вводить его до начала разгара болезни. А это значит, что умрет не семьдесят человек из сотни, а десять из сотни. Да, это экспериментальный препарат, но на его применение нет никаких запретов. Просто применять его надо с согласия пациентов. И у меня есть письменные согласия от каждого из них. Некоторые отказались. Им препарат не вводили. И они, скорее всего, умрут. Это их выбор.

— Хорошо, раз уж вы так откровенны, буду откровенен и я. Есть сигнал, что один пациент находится без сознания, и вы ему тоже вводили ваше лекарство.

— Он подал жалобу? Или его родственники?

— Он без сознания! А у меня сигнал, что вы ему вводили экспериментальный препарат!

— Ну, так в чем тогда вы меня вините? Вот когда он придет в себя, если будет в претензии за то, что не помер, может быть, и напишет? А то, что я ему вводила, как вы утверждаете, требует доказательств, а не голословных обвинений.

— Вы что же, утверждаете, что не вводили?

— Я утверждаю, что в правовой системе Российской Федерации существует презумпция невиновности. И это не мне надо доказывать, что я права, а вам, что я в чем-то виновата. Вы уверены, что препарат действительно был введен этому больному? Как его зовут, вы знаете? У вас есть результаты анализа крови больного, в которой обнаружен препарат?

Последний вопрос поразил следователя, как удар в темя деревянным молотком для рауш-наркоза. Он несколько минут молчал, подбирая слова, и выдавил:

— Вот что, Наталья Викторовна, пока вы под следствием, подпишите, что предупреждены о запрете покидать Москву. А я вас вызову, когда получу необходимые документы. Спасибо, что пришли без повестки.

Протокол Евдокимова подписывать отказалась, только подписку о невыезде.

Она покинула СКР, размышляя о результатах беседы.

Этот въедливый товарищ, конечно, будет собирать бумажки из разных инстанций. На это потребуется время. Но особенно обидно, что все это время протечет бесцельно. Предчувствие неприкаянности бесило сильнее всего.

Наталья набрала номер Головина.

— Слушаю, Наталья Викторовна. Вы в порядке?

— Как всегда, Виктор Владимирович.

— Подписка?

— Да. Но я вам звоню не по этому поводу.

— А что случилось?