Чурики сгорели

Ребята слушали внимательно, только ерзали все время по полу. А когда Стремяков исчерпал свои познания в международном детском движении и ребята поднялись с пола, штаны у всех оказались в краске, а на полу, на тех местах, где они сидели, появились темные пятна.

— Я знал, что пол красится, — сказал Володька Горячев. — Я нарочно на окно сел. Что, взяли?

В третий раз ребят собралось заметно меньше. А те, кто и пришел, долго дожидались Стремякова. Миша тем временем бегал по типографии: не мог найти ничего подходящего, на чем бы усадить ребят. Думал, старые ящики приспособить, да ни одного не обнаружил, все пожгли. Заглянул на склад и обомлел: лежат великолепные плетеные стулья, стол к ним и даже две качалки.

В ячейке Стремякову посоветовали:

— Бери, пока хозяин не объявился.

Миша ухватил два стула и побежал к ребятам. Мебель живо перетаскали. Попрыгали на качалках и разошлись. А чего еще было делать?

Несколько дней спустя в комнату к ребятам зашел директор. Вдруг побагровел весь, стоит и на мебель смотрит:

— Вы где эту мебель подхватили?!

— Какую? — на всякий случай спросил Миша.

— Ту, на которой сидишь. Плетеную!

— Со склада, а что? — выяснял обстановку Миша.

— А то, что моя же это мебель. Мы ее с женой с дачи привезли и в склад сложили, чтобы за зиму не покоробилась.

Директор пошумел, но мебель оставил. Сидеть теперь было на чем, да некому. Все меньше приходило ребят. Голодных мальчишек не тянуло в холодную и сырую комнату, они рвались на улицу: продавать папиросы «Ява» и «Ира» было интересней.

Торчать в промозглой комнате Мише тоже не хотелось. Начал он вместе с ребятами играть во дворе и в прятки, и в казаки-разбойники, и мяч гонять. Игры эти были Мише не в тягость, играть он любил. Только вспоминал иногда про чернявого парня из горкома комсомола, и сосало под ложечкой: а ну спросит, сколько бесед провел Стремяков, что успел за это время сделать для воспитания подрастающего поколения в коммунистическом духе. А может быть, он и не боялся вовсе этого чернявого парня, знал наверняка: не сегодня, так завтра непременно придумает этакое, что придется ребятам по душе. И, представьте себе, придумал. Нет, Америк он не открывал. Просто взялся учить ребят строевой премудрости.

Охотников до этого занятия нашлось хоть отбавляй. Оказалось, что строиться в колонну по четыре, вытягиваться шеренгой, держать равнение и маршировать (в основном на месте, потому что двор был завален хламом) очень даже интересно.

Ребята изо всех сил старались не сбиваться с ноги и по команде «Левое плечо вперед!», как это поначалу ни казалось чуднó, дружно поворачивать направо. Они торопили Мишу, уговаривали поскорей выйти за ворота, строем пройти по улицам. Ребята предвкушали сладостные минуты торжества, они не знали еще этого выражения — «публично заявить о себе», но отлично представляли, какой переполох вызовет среди мальчишек всей округи их появление. Представлял и Миша и все-таки медлил, откладывал, чего-то ждал.

Стремяков не ждал, а искал. Искал всюду, где только можно. Ему нужен был барабан. Он хотел еще большего торжества и заранее слышал гулкую и бодрую барабанную дробь, под которую так легко и точно отпечатывать шаг.

Каким был первый пионерский барабан, самый первый? Теперь не узнать, не сохранился. Говорят, что выпросил его Миша в театре. Но он был, от него пошли сотни и тысячи сегодняшних пионерских барабанов, которые могут наделать столько шума.

Стремяков принес барабан в типографию торжественно, сознавая все значение минуты. Поднял палочки и… конечно, принялся барабанить. Его оттеснили. Каждый старался ударить хоть разок, если не палочками, то кулаком. А Мише самому хотелось побарабанить всласть. И когда ребята наконец разошлись, он остался и барабанил долго, а дали бы волю, так и до утра, но попросили освободить помещение. И на следующий день Миша барабанил и, по свидетельству ребят, в игре на барабане достиг совершенства. Для его авторитета это было немаловажным.

В свой долгожданный день они еще несколько раз порепетировали во дворе. И распахнулись массивные ворота. И грохотал без устали барабан. И маршировали ребята.

Они шли по Тверской, так прежде называли улицу Горького. Шли строем. Держали равнение и чеканили шаг. Шли к Моссовету.

Застыли на тротуарах зеваки. Бежали вслед мальчишки. Выскочили из лавочек нэпманы. И тогда вдруг стих барабан. И тогда раздался из первой шеренги звонкий голос:

Посмотрите, как нелепо…

И весь отряд подхватил хором:

На нас смотрит рожа нэпа,
Посмотрите на него,
Каково его мурло.
В-о-о!..

Это они тоже заранее разучили.

И с тех пор, после каждого сбора, шли они под барабанную дробь по главной улице. Доходили до Моссовета, разворачивались и отправлялись обратно. Это была их первая традиция. Но она появилась. А традиции, как известно, появляются у тех, кто сумел объединиться.

ВЗГЛЯД ИЗ «ЛИРЫ»

На обратном пути, как и договорились, мы зашли в кафе «Лира». Вовке принесли мороженое «Космос», а мне — «Золотую осень».