Чуть больше мира

А угли под кожей разгораются всё сильнее. Опять, что ли, лихорадка вернулась? Да нет, холодно по-прежнему. Только тело зудит, как крапивой нахлёстанное. Или?.. Точно, руки едва заметно светятся в полумраке, как будто вместо костей – лава. И её сияние пробивается через плоть. И усталость проходит, перед глазами муть тает.

Только этого сейчас недоставало. Дух огня возвращает полную силу. Да ещё, кажется, заёмную с собой прихватил! Пялься не пялься на собственные пальцы, а остановить этого не можешь. И рычание тут не помогает. А камни всё равно крепче твоих кулаков, хоть улупись.

Теперь не шея со спиной болят, а рёбра изнутри распирает? Ну и что? У всех сердце есть, даже у тебя. С какой бы яростью это ни отрицал. Поори, поори. Легче стало? Дура? Конечно, дура! Жить с притушенным её ненавистью духом проще, чем с пылающим пожаром и её… Сожалением? Горем? Болью? А, может, любовью? Или это слишком?

Вот тебе и странички из дневника. Вот тебе и пакость мелкая.

Нет, это не то. О другом нужно думать. Надо выбираться и её вытаскивать. К духам всё, в бездну, в пекло! Какие, мать вашу, интересы? Живой бы вытащить. Говорил Мудрый: заиграешься. Заигрался… Доигрался! Самым умным себя считал, с судьбой за один стол сел. Ладно-ладно, опять не о том.

Успокоится. Сесть. Расслабиться. И думать. Это получается лучше всего. С исполнением не очень. Хотя о чём тут думать? Надумался уже. Хватит рассуждать. Пора действовать. И можешь усмехаться сколько угодно, но её метод в данной ситуации единственный, что вообще сработать может. Сделаем не думая.

В мешке становится всё жарче. Ещё невидимый огонь выжигает воздух, которого тут и так немного. Тени и отблески несуществующего пламени пляшут на стенах, корчатся. Кожа будто вдвое меньше становится – зудит, жжёт. Глаза слезятся и тут же высыхают. Но это ничего, перетерпится.

Только бы дождалась…

***

Только когда скала, с торчащим из вышины, как палец, Гхар’ар’Тиром, стала не больше ладони, Даймонд успокоился. Перегнулся через борт, сбросив в воду шарик раскалённого почти белого пламени. Огонь булькнул, как камень, ушёл в свинцовую глубину. Элв сплюну вслед – в тягучей слюне блеснули красным нитки крови. Видимо, опять рана под лопаткой открылась. Но теперь не страшно.

– Что, больше не станешь угрожать бороду подпалить? – ухмыльнулся седоусый Эрих[12], мотнув головой – туда, где утонул огненный шар. – Думаешь, теперь я тебя обратно не отвезу?

– Не отвезёшь, – неохотно отозвался Грех, ложась на дно лодки.

Под кожаным чехлом для паруса, послужившим подстилкой, хлюпала вода. Спина мгновенно заледенела, а аэра и без того снова знобить начало. Сколько ни стягивай прорехи в некогда белом камзоле, теплее не становилось. И вроде бы лихорадка возвращалась. Перетрудился маленько. Нелёгкое дело, оказывается, из плена выбираться. Сил на него уйма уходит. А, главное, суетливое и бессмысленное.

Мечешься себе по коридорам, словно по лабиринту. И пусть с детства каждый переход и лестница знакомы. Толку от знаний, если из-за угла то стражники с дубинками наперевес вырулят. То, вообще, отряд воинов, заинтересовавшихся, чего это в подвалах бахнуло и с какого перепуга там так орут. А то и башня, стоявшая как раз над казематами, решит, что пришла пора рухнуть. Понятно, сложно ей стоять без куска фундамента. Сам дурак, перестарался. Достаточно ведь дырку сделать, а не целый пролёт стены сносить. Но и от этого знания толку немного. Не рассуждай, а уворачивайся от дубин, мечей с топорами, да норовящих садануть по темечку кирпичей. Причём от всего этого богатства одновременно.

Хорошо хоть, наткнулся на Эриха. И достало ума прихватить его с собой. Лодка, привязанная на всякий случай в той самой пещере под скалой, где когда-то наёмники прятались, дождалась, не уплыла. Но вот править в таком состоянии Даймонд точно не сумел бы. Да и не силён он в мореходстве.

Жаль, не догадался вместе с запасом воды и сухарей положить в барку тёплый плащ. Он бы сейчас очень пригодился.

– И с чего бы тебя Райлу на блюде не подать? – старый воин долго думал, покусывая седой ус.

Грех даже задремать успел. Впрочем, аэр был совсем не против, чтобы Эрих и дальше своими размышлениями занимался. Молча.

– Да потому что ты не веришь, будто брат действительно без посторонней помощи за борт свалился, – буркнул Натери, переворачиваясь набок и подтягивая колени к груди.

К лихорадке ещё и жжение присоединилось. С этим бы Грех справился. Ощущение, будто под кожей не мясо, а лава, к приятным, конечно, не относилось. Но оно привычным было, хоть и основательно подзабытым за четыре то года. Всё равно, что с постоянной мозолью ходить – обвыкаешься. А вот чувствовать себя горящим младенцем, в насквозь мокрые пелёнки завёрнутым, раньше не приходилось. Чужая холодно-влажная сила облизывала тело, будто собачьим языком. Вот кажется: нет лучшего средства от жара, чем холодная вода. А поди ж ты, не облегчение приносит. Только раздражает.

– И что из того? Ну, не верю, – изрядно помолчав, спросил Эрих.