Чуть больше мира

Камера была совсем небольшой: девять шагов по диагонали, три по стене с дверью, три по противоположной. Вдоль длинной стены аж пять с половиной, а по другой все шестнадцать, потому что нужно обходить деревянный топчан. Впрочем, в левом от входа углу тоже целый шаг приходилось срезать — там поганое ведро стояло. Итого: двадцать семь с половиной шагов по периметру, потом девять по диагонали, три вдоль стены и снова девять. И снова обходи воль стен. Всего за круг сорок семь с половиной шагов. Одна пятая полёта стрелы.

Раз, два, три… Двадцать семь — есть. Поворот. Девять. Поворот. Три. Поворот. Девять. Раз, два, три…

Лан с таким усердием растирала плечи, что на коже самые настоящие ссаднения появились. Ещё немного и рубашку до дыр протрёт. Ненужный жест — нервный, мерзкий и унизительный. Но когда по-настоящему держишь себя в руках, не сходишь с ума. Почти не сходишь. И это почти всегда помогает.

Кайран машинально лизнула разбитые костяшки. Кисти, особенно левая, распухли и горели, кожу подёргивало. Ранки, не переставая, сочились сукровицей и, наверное, скоро и гной появится. Тут даже промыть нечем. Вся вода — два стакана в день. Но сама виновата. Зачем было бросаться на дверь с воплями, чтобы её выпустили? Глупо. И тоже унизительно.

Раз, два, три…

Полумрак давит, пугает. По-настоящему пугает. Кажется, она начала бояться темноты. Порой чернота наваливалась с так плотно, что элва начинала задыхаться. Тогда приходилось ложиться на дверь, пластаться по ней раздавленным жуком, глядя на отблески невидимого через зарешеченное окно факела. Наверное, так запертый в слишком тесном мешке припадает к щели, чтобы глотнуть свежего воздуха.

Двадцать семь. Поворот.

Не страшно быть сумасшедшим. Страшно сходить с ума. Когда мысли путаются. Когда начинаешь думать об одном, а додумываешь совсем о другом. Воспоминания приобретают реальность, и ты вдруг оказываешься в них. Лишь потом соображаешь — камера никуда не делась. Звуки миражей слышатся так же чётко, как собственное дыхание. А бормотание, назойливое, бредовое и лихорадочное, оборачивается твоим же голосом.

Когда понимаешь, что мечешься по клетке, разговаривая с теми, кого здесь нет.

Когда колотишься в дверь, оставляя на дереве кровавые потеки. И смотришь на это будто со стороны, удивляясь глупости истерящей элвы.

Когда сидишь, сжавшись в комок, между топчаном и стеной, давясь собственными слезами, умоляя Его прийти.

Самое страшное — глубинная, животная вера, что вот сейчас, с минуты на минуту, дверь откроется и Он войдёт.

Сумасшествие пугает до спазмов в животе.

Раз, два…

— Ну, здравствуй, рыбка.

Лан остановилась на полушаге, медленно обернулась. Неловко дёрнула рукой, будто отмахиваясь.

— Нет, я не призрак и не твой бред, — ухмыльнулся Сарс, почти кокетливо поправляя плед на торчащих, словно у кузнечиках коленях. — Вполне реальный супруг пришёл навестить почти уже нереальную жёнушку. Ты рада?

Аэра тёрла виски с силой — под пальцами что-то похрустывало. Или это разбитые костяшки хрустели? На Сарса она не смотрела — элв слишком походил на видение. А вот два солдата, стоящих за его креслом, выглядели вполне материально. Во-первых, Кайран их не знала. Во-вторых, мерзко ухмыляющиеся рожи не один воспалённый мозг придумать неспособен. Он рождает либо воспоминания, либо чудовищ. По сути своей, эти вояки, наверное, были куда кошмарнее любых нафантазированных монстров. Именно это и подтверждало — они живые, а не вымышленные.

— Что тебе нужно? — сорванный воплями голос звучал грубо, царапал слух плохо оструганной деревяшкой.

— От тебя? Ничего, — улыбочка Сарса очень походила на его прежнюю — сладкую до приторности. — Ну, почти ничего. Просто капелька наслаждения в качестве компенсации за все мои мучения. Как полагаешь, я это заслужил?

Лан кивнула, села на набитый сеном матрас, лежащий поверх досок топчана.

— Ты согласна, что я это заслужил? — элв, кажется, был не только удивлён, но и разочарован.

— Нет. Я просто знаю, что своё удовольствие ты получишь, — монотонно ответила Лан.

— И тебя не интересует, что будет дальше?

Кайран медленно подняла голову, глядя из-под спутанных грязных волос на мужа. Аэра ухмылялась — криво, усмешка перекосила левую щёку, будто её паралич разбил.

— А должно? — помолчав, поинтересовалась элва. — Что ты мне сделаешь, Сарс? Дай сама догадаюсь. Ты привёл этих мальчиков, чтобы они меня избили? Изнасиловали? Может, пытки? Скорее всего, и то, и другое. И что дальше?

— Поверь, они сумеют сделать так, чтобы ты умоляла о смерти! — выплюнул калека.

— Слишком много пафоса, — пожала плечами аэра. — Но, в общем, я верю. Приступайте.

— Только не пытайся убедить меня, будто тебе всё равно!

— Да я и не пытаюсь, — голос Лан снова стал равнодушным. На мужа она больше не смотрела, опять свои разбитые костяшки разглядывала. — Просто ты мне уже отомстил, Сарс. Семью годами правильных решений. Правильных поступков. Меня семь лет совесть имела, дорогой. Что мне твои мальчики?

— Что ты там буровишь? — недовольно буркнул блондин.

Кажется, происходящее шло не по задуманному сценарию. И это аэра не устраивало.