Чуть-чуть высунув язык

Зажженые огни на перекрестке.
Они манят из уголков дороги,
Желающих удвоить освещение
Лица подруги.
Потом вернуться в темноту берлоги,
Чтобы не делать снова выбор
Между собой и левой стороной
Ночной медали.
А в центре золотого перекрестка
Стоит дежурный по любви, подросток
Отросток палочки в полоску губит
Играет фуги.
Он видит лица нас обоих дома,
За черным, ветровым стеклом, он
Метроном — качает телом:
«Займитесь делом»!
Провидцу помогают исполнять
Мелодию колонки светофоров.
Они кружатся и в глаза нам светят
Петляют сети.
И в голове твоей легко от цвета, звука!
Провидца в форме заменяет утро!
Уборщицы на метлах — баки, вуги сметают
С лица подруги…

«В Гремундодо над нами солнечное небо…»

В Гремундодо за женский плач — в кастрюлю мужа!
В Гремундодо на свадьбах — «Бах», а ночью — дружат!
В Гремундодо на ветках псы поют «бельканто»!
В Гремундодо глаза мендальные у франтов!
В Гремундодо в строю дельфины, а не танки!
На каждом венчики и пурпурные банты!
Сажают дев на плавники, а вслед за ними
На водных лыжах — кто, не видно — только спины!
Гремундодо — люблю тебя я — много света!
Тепло и весело нам жить в поселке этом!
Из «Англетера» в бельведер мы переедем, нно!
В мешочек с дырочкой — «садовое» кольцо!

«А что же Фауст?»

…Наутро она вышла в сад, и раздвижная дверь
в пазу слегка подрагивала в такт волне
которая вносила в дом прохладный бриз.
Вдали, на горизонте, на карниз тяжелого
спросонья океана, поставлены горшочки кораблей.
Налей ей, Фауст, легкого дурмана в бокал со льдинками,
налей, пусть губы обмакнет и смотрит вдаль
и кутается в шелковую шаль. Жофрей вон там,
под самым коромыслом слоеной радуги, и яхта
его приставлена к лучу, косою толстой линией который
разделит небо на «где ты был»-«что будет с нею»…
А на моторе черном у алеи из стриженных диковенных дерев
златой значок лелеет глаз и надпись «Lexus» втОрит
геометрии пространственных решений Бога, что подарил вчера
на крикнутое ею «ах, авось» букетик желтых роз
и черные, широкие колеса со спицами стальным…
А на гросс-мачте Фрея под белесой и хлопающей парусиной,
в корзинке плакал впередсмотрящий юнга. Внизу, на румпель,
с циркулем в руке, задумчиво смотрел он,
покусывая ус из смоли с прожилками из лески волосы
трепал старик — великий океанский ветер. А
А что же Фауст? — Фауст нынче пуст.
Вчера, над нею он потрудился славно, поход устроив
сквозь Пиринеи свадебной аллеи и алчный куст любовной муки,
украв еJ с венчания в свой мир теней, разлуке подарив колеса госта «USA»…

«Секс на Невском»