Чуть позже зажглись фонари

Димон третий год был одержим идеей экологически чистых продуктов: ел только выращенное в деревне, пил только воду из колодца, яйца несли его личные куры, молоко давали собственные козы, а мясо заготавливал ему кроликовод Геннадий (он назвал свое имя), у которого кроме кроликов было две коровы и телята… Димон предпочитал телятину и, как признался мне сам, платил за нее не скупясь.

А мы с Аришкой мало того что ели все из городских магазинов, но еще и стали убежденными вегетарианками.

– Я не останусь у тебя, – повторила она, сердито глянув в сторону участка, где виднелись два ряда клеток.

– А глянуть на живых кроликов можно? – спросила я.

– Отчего нет?

Геннадий повел нас с Аришкой к той калитке, что вела на отгороженную для его хозяйства дальнюю часть участка. Впечатление он произвел на меня пренеприятное. Ему было уже далеко за сорок, но при ходьбе он как-то по-блатному подергивался, точно вороватый подросток. А лицо его искажал небольшой шрам.

Бандитская рожа, шепнула мне Аришка, когда он, обогнав нас на несколько шагов, уже открывал калитку.

Очаровательные кролики, маленькие и большие, белые и коричневые, в пятнышках и однотонные, глядели на меня и Аришку из клеток своими милыми глазами.

– Какие чудные! – восхитилась Арина.

Возле клеток суетились два работника-узбека. Геннадий посмотрел на меня вопросительно. Возможно, он ждал, что мы попросим какого-нибудь кролика на мясо. Именно затем нас сюда и привел.

– А для чего вы их разводите? – спросила Ариша. – Неужели всех для еды?

– Почему для еда, – сказал молодой узбек, – шуба делать.

– Но ведь, насколько я знаю, шкуры сдирают с живых животных. – Я смотрела на второго узбека, который казался более симпатичным и чувствительным, чем первый, и в моем вопросе угадал осуждение.

– Иначе шкурка испортить, – ответил первый.

А второй грустно кивнул и отвернулся.

– Жуть, – сказала Арина, – у него на участке сдирают шкуры с живых кроликов, они кричат, плачут от боли, умирают в ужасных муках, а он в это время пишет свои порнороманы. Поехали!

Мы уехали, не заходя в дом и не простившись с Димоном. Я только кинула ему эсэмэску: «Ариша не осталась. Мы уже в автобусе». – «Как хотите», – ответил он.

Оркестр трав уже замолк, и только прохладный ветерок отчуждения догнал автобус.

Но Арина знала не все: пока Геннадий хозяйничал, Димон не только писал романы от женского лица, но и приобщал к эротике дочь Геннадия – двадцатилетнюю Люсю. С молчаливого согласия ее отца. Это был их с Димоном бартер. Тот ему – дочь, Димон ему – деньги на развитие кроличьего бизнеса и часть участка.

Нет, они, разумеется, так трезво и жестко условий не обговаривали – просто однажды Геннадий заехал со своей дочкой к новому знакомому. Люся была хорошенькой.

– В нее все влюбляются, – криво улыбаясь, сообщил Димону кроликовод, – ты, это, смотри, ведь ее много старше, в отцы годишься. Я уже устал от ее парней… Но я сейчас на мели, ведь мы беженцы, из Казахстана, там жить стало невозможно… У меня, кроме Люси, еще двое, всех надо кормить, одевать, сам понимаешь. Она старшая. И сейчас без работы. Окончила училище, на повара училась.

Весь этот разговор Димон потом вставил в свой роман, написанный от лица женщины и рассказывающий в форме дневника о страстной любви «человека из среды искусства» к девушке с менталитетом пэтэушницы. Отрывки он публиковал в своем «Живом журнале», где признавался в любви к певице Пелагее, телеведущей-режиссеру Авдотье Смирновой и тут же излагал историю своей любви к пэтэушнице Люсе.

Психологический эксгибиционизм доставлял Димону удовольствие: пусть такая, но все-таки известность.

Поэтому я знала об их отношениях все.

* * *

Но впервые я узнала о Люсе не из «Живого журнала», который вел Димон, а из собственного сна.

О том, что мы все: я, Аришка и моя подруга – читаем его «любовнические записки», он так и не догадался. Не сговариваясь, мы об этом молчали. Даже Аришка, хотя ее так и подмывало прикольнуться над отцом, ввернув ему его же собственную фразочку, проявила здесь поразительную стойкость.

Но еще до открытия мужниной исповеди в Интернете мне приснилось, что Димон вводит в наш загородный дом девушку, они с ней приостанавливаются на пороге и он, внимательно поглядев на ее профиль, думает: «Чем-то похожи, но жена в двадцать лет была все-таки изящнее, тоньше». Похожи мы с ней были только цветом волос и чуть вздернутыми носами. Я светлая шатенка, она еще светлее, но уже не без химии.

Когда приехал Димон в город, я, улучив момент, когда Аришки рядом не было, сказала: и что за девушку ты ввел в дом?

– Кто донес?! – испугался Димон. – Все врут.

– Мои сны всегда точно показывают что есть, так что никто ничего не доносил. Как зовут?

– Люся.

– Откуда?

– Беженцы из Казахстана. Девушка чудо как хороша. Вокруг нее весь местный молодняк… У нее жених в армии.

– Она у тебя живет?

– Ну… – Димон замялся. – Она мне готовит, убирает…