Чуть позже зажглись фонари

То есть реклама кроликовода Геннадия сработала. Он получил деньги, а Димон – Люсю. Она стала готовить ему и убирать, а он эротически томиться и потихоньку ее совращать. В ЖЖ Димон написал, что лишил ее девственности: этот пост его был полон стенаний и сожалений об ушедшей юности, о современном распутстве и в итоге об утраченной девственности бытия.

Несмотря на неприятный факт близости собственного мужа с двадцатилетней Люсей, то, как Димон философски перешел от частного к общему, мне понравилось.

А Юлька, тоже читающая дневник Димона, едко съязвила:

– Это еще кто кого, знаешь анекдот про лису, которая себе девственность с помощью ежика возвращала? Уверена, не он первый ее этого сокровища лишил.

С той поры Димон окончательно осел в деревне и в городе проводил всего по несколько часов в неделю.

И вообще перестал ночевать дома.

Но по-прежнему не упускал случая устроить для общих знакомых какой-нибудь «перформанс» на тему: какой я бедный, потому что мне досталась ужасная жена. Правда, общих знакомых у нас было немного: мы как-то разделили свои области дружбы. Но вполне хватало двух жен, чтобы одна из них, позвонив мне, сообщила о какой-нибудь очередной моей отрицательной черте.

Димон обожал рыться в мусорном ведре. Ему нравилось извлекать оттуда выброшенный мной предмет или остатки еды, доказывающие мою неэкономность, бесхозяйственность и легкомысленное отношение к деньгам.

Как-то он извлек свои же рваные носки, устроил скандал, надел носки и, сев в «кадиллак», поехал на день рождения к своему закадычному другу. Вы думаете, в доме не было целых? Да пар двадцать, не меньше! И конечно, назавтра мне позвонила приятельница жены его друга и рассказала, как бы с юмором, что Димон весь вечер демонстрировал гостям свои рваные носки и все жены обсуждали, какая плохая супруга ему досталась. Его жалели. Ему сочувствовали. Меня, разумеется, осуждали.

Но меня все это только смешило.

Димон был в своем репертуаре: он ведь актер, думала я, и привлечь к себе внимание любой ценой вполне в его характере. И пусть.

* * *

Но моя Юлька Димона возненавидела. Иначе как «твой старый козел» она его не называла.

Девушка, которую она видела с ним, была не кто иная, как Люся. Если в главной нашей с ним пьесе я была Мирандой, а он Клеггом, то в пьесе с ней он ощутил себя всемогущим Пигмалионом, человеком из гораздо более высокой среды, причем богатым (на фоне семьи беженцев), с крепкой загородной усадьбой, крутой тачкой и прочая, прочая, прочая…

– Смазливая, вульгарная девка, – сказала Юля. – Когда вы только поженились, я была о Диме лучшего мнения, но он так упал в моих глазах, что вызывает отрыжку. Он ничтожество с гигантскими амбициями!

– Ты не права, – возразила я. – Он интересный человек. И не бездарный. И внешне Люся вполне: роскошная блондинка.

– Правда, в ущерб своей здоровой природной красоте скопировавшая в качестве оболочки стиль гламур, то есть вся такая блестящая и сиренево-розовая. Тьфу, как тупо!

Но личико у нее было и правда хорошенькое: Аришка залезла в почту Димона и показала мне фото. А фигура крепкой деревенской девахи – по контрасту с моей субтильностью и плохим зрением – это для стареющего Димона было что надо.

И даже Димонова главная триада «красота – социальный статус – родословная» присутствовала, правда, в несколько измененном виде. То есть главная ценность – красота – была, как считал Димон, при ней, а социальный статус заменяла молодость. И с родословной все обстояло вполне: среди родни Люси обнаружилась советская кинозвезда. Геннадий и здесь не промахнулся с пиаром, сообщив, что его жена – двоюродная племянница знаменитой актрисы, кумира молодежи восьмидесятых годов прошлого столетия. И Димона в том числе.

В это слабо верилось. Но, впрочем, какая разница? Ведь главное, что поверил Димон.

Он был готов жениться.

И написал мне в сообщении, что это «фатум»: на него обрушилась «огромная любовь».

* * *

Во мне боролись два чувства, причем совершенно противоположные: некоторая горечь отвергнутой женщины и привкус счастья от замаячившего впереди освобождения – Люся разведет нас с Димоном и я наконец вырвусь из лабиринта его витально опасного для меня воображения.

Я ответила в сообщении, что готова сразу дать ему развод.

Подавай в суд, написал он, отстегну вам с Аришкой что по закону.

Я удивилась: может быть, к Димону и в самом деле пришла последняя любовь и он готов ради нее на все?! Суд обязан разделить нашу собственность, и мы с Аришкой должны получить пусть не так много, но вполне достаточно для начала ее самостоятельной жизни и для моего творчества.

В общем, Люсю я, несмотря на полынную горечь от очередного мужского предательства, восприняла как спасение.

Он стал обучать ее английскому и к тому же игре на фортепьяно: Димон ведь окончил музыкальную школу. И пообещал вывести ее в свет и сделать звездой. Для модели она была тяжеловата, и в какой сфере Димон собирался зажечь сверхновую, я так и не узнала. Но, увы, он наткнулся на два неожиданных и непреодолимых препятствия: Люся вовсе не желала учиться и не желала выходить замуж за старика.