Чуть позже зажглись фонари

– А Влад Киселев? – спросила Юлька, отвлекшись на минуту от приготовления пирогов. (Кулинарные способности у нее имелись всегда, а теперь расцвели всеми красками – ее любимой телепередачей стала «Едим дома».)

– Влад Киселев отцом еще не рожденного ребенка в тот же миг быть перестал. – Юрий усмехнулся в усы. – Он бросил Аллу Беднак на прорыв.

– А дальше что? – спросила я, ощущая тревогу и усиленно пытаясь ее от себя прогонять.

Но тревога подступила ко мне и, перейдя границу, которую я не успела защитить, начала медленно вползать в мое тело, неприятно сигналя о ждущих меня бедах убыстрившимся сердцебиением. Моя бабушка сейчас так легко бы привела пульс в норму, подумалось мне, а я…

– Дальше? – Юрий нахмурился. – Как только твой Димон заключит с ней брак, он будет им уже не нужен. Как вдова, она получит свою половину вашей семейной собственности. Дальше им нужно сделать так, чтобы ты не получила свою, а получила ее опять же она, Алла Беднак, а вот каким образом, трудно сказать. Но в том, что этот Анатолий имеет к ней прямое отношение, ты вот-вот убедишься: чем-то он себя выдаст.

* * *

Свадьба Димона с Аллой Беднак вполне была в духе Димона, любителя пошлых сентиментальных телесериалов: бедная девушка-гимнастка с грудным ребенком на руках выходила замуж за богатого, убеленного сединами умирающего, все вокруг – нянечки, медсестры и больные – рыдают; дело происходило в хосписе, клинике для обреченных, куда Димон попал после ВИП-лечения.

Димон и сам всегда плакал, когда герой и героиня соединялись в целующихся голубков. Я иногда подтрунивала над ним, что это уже возрастное слабодушие. Ему было за что меня возненавидеть.

На свадьбе присутствовала Клавдия. Помните домработницу, уехавшую в Молдавию? Она оказалась в городе Н., потому что там умерла ее тетка, уехавшая из Молдавии года три назад. Клавдия мне и позвонила и рассказала, как прошла свадьба прикованного к постели Димона с Аллой Беднак.

– Ваш обречен, – сказала Клавдия. – Пятого марта я к нему зашла, у него, врач сказала, второй месяц память отказывает, сознание путается, все от химии и облучения. А сейчас он уже не говорит, только губами еле шевелит. До апреля не доживет.

Сообщил мне о смерти Димона Анатолий. Он позвонил семнадцатого марта.

– Андреича похоронили вчера, – сказал он, – кремировали.

– Почему не сообщили ни мне, ни его дочери?! – вскрикнула я.

– Он не хотел. Не велел. А вы, Андреич говорил, – Анатолий сделал паузу, голос у него был простонародный, с каким-то северным выговором, – иск в суд будете подавать, чтобы супружескую долю свою получить, так вот, вы ничего не получите, Андреич сам иск в суд седьмого марта подал, что вы с ним не жили. – Анатолий усмехнулся. – И вся собственность лично его, Андреича. Кроме той квартиры, в которой вы с дочкой живете: он написал в заявлении, что она была куплена в браке…

– На деньги от продажи квартиры моего отца!

– …и делится пополам.

– Как мог он подать иск за неделю до смерти, когда он уже был в полубессознательном состоянии, на морфине и ни ходить, ни говорить, ни диктовать не мог?!

– Через представителя. Так что вы ему никто. Он вас женой до конца считал, знаю, но какая вы жена, если суп ему варила моя Зойка? И вы ничего не докажете. – Голос Анатолия стал жестким. – Инна Борисовна там постаралась, она и представителя Андреичу нашла, Андреич ей квартиру на Алтае завещал за лечение, рядом с Белокурихой. А вы, – Анатолий сделал паузу, и я услышала, как вдалеке прогудел поезд (железная дорога проходила недалеко от Голубиц), – того… лучше совсем ничего не затевайте! Опасайтесь!

– Кого я должна опасаться?! – спросила я и сразу поняла кого – конечно, его.

– Вообще опасайтесь. Будьте поосторожней. А квартиркой-то столичной поделитесь…

– Димон умер, – сказала я Аришке, почему-то назвав его по имени.

– Нет! Он жив!

Ее глаза смотрели куда-то в пространство. Точно там стоял Димон – и она его видела.

И в ту же ночь мне приснился Анатолий, будто стоит он около нашего деревенского дома, справа от него Алла Беднак и рядом с ней в штанах «Адидас» и спортивной майке мускулистый, молодой, коротко стриженный мужчина, почти парень, лет двадцати девяти, и я знаю во сне, что это Влад Киселев, и Анатолий говорит им: «Если она только получит, я ее убью. А с девчонкой потом разберемся». И от соседнего дома отделяется фигура – это криминального вида коротышка лет пятидесяти, и я опять знаю, что именно он должен выполнить то, что пообещал Анатолий. «Да я сам ее пристрелю, – отвечает Владик Киселев. – Пусть только попробует».