Чувак и мастер дзен

Возвращаясь к музыкальному семинару: там я заметил, что одним из препятствий, мешающих моей песне, был страх по-настоящему включиться. Песни, которые Уоррен подбирал для нас, были эстрадными стандартами, знаменитыми шлягерами. Моя жена Сью присоединилась ко мне на второй уик-энд, и мы вместе делали одно упражнение. Нужно было держать своего партнера за руки, смотреть ему в глаза и петь для него. Задачей человека, которому пели, было принимать песню. Задачей поющего — спеть ее как можно выразительнее. Песня, которую Уоррен выбрал, чтобы я спел своей жене, была «Где-то» («Somewhere») из мюзикла «Вестсайдская история», которая начинается словами: «Есть место для нас». Эти слова настолько великолепны и глубоки, что, когда я соприкоснулся с ними, со мной что-то произошло; я почувствовал себя парализованным. Не сразу, но все-таки я смог дать словам сделать свою работу и наконец пропел их сквозь слезы и рыдания.

Сью должна была спеть мне «Однажды мой принц придет» («Someday My Prince Will Come»). Каким-то образом у нее получилось сделать это намного доходчивей, и я помню, как любовь буквально струилась из ее глаз. Сильное чувство, знаешь. Даже немного пугающее.

Берни: Затронуло то место, куда избегаешь соваться?

Джефф: Это чувство настолько сильное, что ты просто выключаешься. Как будто что-то вырубает тело. Ты не можешь ни петь, ни говорить, ничего не можешь.

Берни: Словно натыкаешься на узелок в древесном волокне?

Джефф: Да, возможно. Когда ты исполняешь музыку, то чувствуешь давление сопутствующих обстоятельств. У тебя ограничено время, и если ты не уложишься, то потеряешь аудиторию. Но Уоррен создал для нас это райское место, где времени — куча. Пространства у нас тоже было достаточно, чтобы побыть с песней и почувствовать ее. Создать внутри себя подобную внутреннюю среду — это задача самого актера, но режиссер может поддержать его в этом, давая почувствовать, что тот располагает всем временем на свете.

Я снимался в последнем фильме Хэла Эшби «Восемь миллионов способов умереть» (8 Million Ways to Die), а мой брат Бо участвовал в его первом фильме «Землевладелец» (The Landlord), так что я был знаком с Хэлом долгое время. Он был одним из моих любимых режиссеров, настоящим мастером. У Хэла было такое художественное чутье и такая вера в актеров, которых он брал в состав, что он предоставлял нам много свободы для импровизации. Сценарий в его фильмах был просто грубой сюжетной канвой; сцены, которые мы снимали, часто имели отдаленное отношение к диалогу в сценарии. Хэл использовал этот метод во всех фильмах, которые снимал. Ты только глянь, какие пирожки вылетали из его печи: «Возвращение домой» (Coming Home), «Будучи там» (Being There), «Гарольд и Мод» (Harold and Maude), «Шампунь» (Shampoo), «На пути к славе» (Bound for Glory) и «Последний наряд» (The Last Detail) среди прочих.

Невзирая на все эти великолепные фильмы, метод съемки Хэла сводил с ума продюсеров и инвесторов. Они просматривали отснятый материал, например сцены, снятые накануне, и говорили: «Какого черта? Этих слов нет в сценарии. Он снимает совсем не то кино, на которое мы его нанимали».

Когда Хэл впервые дал мне почитать сценарий «Восьми миллионов способов умереть», я спросил его, почему он взялся за этот фильм — сценарий был не из тех, что могли заинтересовать его. Он сказал: «Знаешь, я задаюсь тем же вопросом. Думаю, именно поэтому я и хочу сделать этот фильм, чтобы выяснить, почему я так хотел его снять».

Продюсер не одобрял метод Хэла. Однажды, когда у нас оставалось около недели до конца съемок, он пришел и сказал Хэлу: «У тебя остался один день, сегодняшний, и мы сворачиваемся». Можешь себе представить, как разрывается сердце, когда ты вложил столько любви и энергии, а тебе вдруг говорят, что все это никуда не годится. Хэл собрал в горсть свое разбитое сердце, отнес его в трейлер, возможно, сжег его там и вернулся с идеей о том, как можно урезать график съемок и закончить все к концу дня.

Это, кстати, был первый фильм, в котором снимался Энди Гарсиа. Мы с ним отлично проводили время на съемках. Атмосфера, которую создавал Хэл, была очень домашней. Мы постоянно подкидывали друг другу идеи. Но теперь мы все находились словно под дулом пистолета, время было на вес золота. Хэл переделал сценарий, добавил больше разъяснений, и Энди должен был разыграть длинный телефонный разговор. После трех или четырех дублей стало ясно, что есть какая-то проблема.

Я подошел к Хэлу и сказал: «Хэл, я думаю, что у Энди трудности с этой частью диалога. У меня есть идея, как помочь».

Но Хэл ответил мне: «Знаешь, ты, возможно, прав, но Энди — хороший актер, пусть он разберется сам».

Хэл создал альтернативную реальность, в которой нам принадлежало все время на свете. И, несмотря на то, что в действительности оно было сильно ограничено, мы не испытывали никакой паники, и у нас получилось закончить вовремя.