Ребята сделали носилки из своих пиджаков, положили на них Шер-Хана и молча понесли. Девочка шла рядом и все время гладила голову собаки. Теперь уже Шер-Хан не скулил, уши его стояли.
— От отца-то не попадет нам?
Марина не разобрала, кто спросил, но ответила с достоинством:
— Если бы узнал, что из-за вас… попало бы. Но я не скажу.
Ребята облегченно вздохнули и заговорили громко.
Шер-Хан зашевелился на носилках, поднял голову. Мальчишки опустили носилки на землю. Пошатываясь, Шер-Хан поднялся, вяло махнул хвостом и медленно пошел.
— Смотри-ка, — обрадовался Димка.
Шер-Хан шел прихрамывая, время от времени останавливаясь. Теперь его уже не манили бабочки, кружившиеся возле самого его носа. Шер-Хан как-то сразу повзрослел. Ребята шли молча. Только возле самого Марининого дома ушастый мальчик сказал:
— Вот мне бы такого…
Дома отец поинтересовался, почему Шер-Хан хромает. Девочка рассказала, что произошло в лесу с ее собакой. Правда, она не назвала имен ребят.
Маринин отец как-то пристально посмотрел на лежащего у ног дочери щенка, точно он его видел впервые, и поймал себя на мысли, что Шер-Хан сейчас удивительно похож на живую запятую.
— Запятая, Марина, не точка… А мы было уже точку поставили, — сказал отец.
В МОРЕ
Вторую неделю море швыряло рыбачий баркас по волнам. Измучены люди, на исходе провиант и вода.
Рыбаки слышали гул разыскивающих их самолетов и вертолетов, но низкие, тяжелые тучи тщательно укрывали их от пилотов. Если ветер разгонял тучи, то откуда-то появлялся туман, торопливо обертывал баркас так, что могла позавидовать личинка шелкопряда. Люди опять слышали только гул моторов и гудки где-то проходящих пароходов. Людей пугали эти гудки — видимость была нулевой, и пароходы могли случайно разутюжить баркас. Поэтому рыбаки до боли в глазах настороженно глядели по сторонам. И так какой уже день…
Сперва у баркаса отказал мотор, и его понесло в море. Рыбаки не особо беспокоились — не сегодня, так завтра их хватятся и разыщут обязательно. Но, как назло, на следующий день подул шквалистый ветер, и море начало ломаться, швырять в рыбаков пригоршни острых осколков брызг. Сразу пропала темно-синяя полоска горизонта, небо упало в море, и все завертелось в холодном водяном аду.
— Видно, надолго закуролесило, — заметил бригадир Иван Фотиевич и, неуклюже повертев по сторонам крепкой, иссеченной временем, морщинистой шеей, надвинул на лоб зюйдвестку. — Степан, подсчитай-ка провиант, воду, — обратился он к сидящему на корме мотористу. — Да поточней. Если обсчет сделаешь — в сельмаг не сбегаешь. Далековато…
— Если и ошибусь, невелика беда. Не в аптеке же мы с тобой.
— Не паясничай! — одернул бригадир.
— Мне что, я готов, пожалуйста… — И Степан полез в небольшую фанерную надстройку в носовой части баркаса, где был сложен весь провиант.
Рыбаки вполне серьезно называли эту будку кают-компанией.
— Зачем ты его так, Иван? Больно строг уж! — подал голос дед Порфирий, очищавший зачем-то ячейки сетей от морской травы, разного мусора. — Молодой он, вот и куролесит.
— Море, дед, глупые шутки не любит. Вы это знаете лучше меня…
Бригадир, опершись на руки, встал с банки и осмотрелся кругом. Баркас почти зарылся, накренился.
— Да-a, братцы, надолго, видать, это… Ну, а вы что притихли? — обратился Иван к практикантам, смирно сидевшим на сетях и прикрывшимся от ветра одним дождевиком. — Замерзли? Идите в каюту. Там тише, теплее.
— Нам, Иван Фотиевич, и здесь хорошо. Правда же, Серега?
— Ага…
— Тогда дело! — Бригадир подошел к ребятам и поправил на спине дождевик. — Промочит. А вам повезло. Прямо скажу…
Серега улыбнулся и подтолкнул локтем приятеля: мол, что я тебе говорил.
— А что, и повезло, хоть деда спросите. Чтоб первый выход в море — и сразу в такой шторм, редко бывает! Оморячитесь сразу! — серьезно говорил Иван Фотиевич.
Бригадиру уже приходилось кричать надсадно, прикладывать ко рту ладонь, чтобы его слышали.
— Верно Иван говорит, — поддержал дед бригадира. — Вы, ребятки, как хороший якорь, закалитесь. Это уж точно…
Но старого рыбака никто не расслышал. Ветер так выл, точно вокруг баркаса собрались полчища волков. Волны становились все могучее и злее. Теперь они уже не хлестали баркас, а играючи перебрасывали его меж собой.
Море стало тяжелым, вязким.
Из надстройки показался Степан. Прикрываясь ватником, он прополз по мокрым рыбинам к бригадиру и сказал ему, что в рундуке два кирпича хлеба, неполных два анкерка воды, три банки тушенки, помидоров штук двадцать…
«Нежирно, — подумал грустно бригадир. — Холодно, есть хотеться будет», — а сам переспросил моториста:
— Воды точно сколько?
— В двух анкерках…
— До стакана надо было сосчитать!.. Говорил же тебе.
— Подумаешь, стакан!