Чувства и вещи

«У мамы было несколько подруг, и все они были для меня тетями. Все они, если судить о них по внешности, люди несбывшиеся. Осталась теперь одна тетя Леля. Да. Хотеева, та самая. Это, по-моему, героический человек. Тетя Леля получает пенсию 60 рублей и опекает одну родственницу и одну неродственницу, оказавшуюся в беде, ездит к ней за город, помогает всем. Бабушка любила тетю Лелю как дочь. Она и остальных подруг матери любила как дочерей. Когда мама тети Лели тяжело заболела из-за склероза, ее нельзя было оставить ни на одну минуту, и тетя Леля с ней совершенно замучилась. Она ведь тогда работала редактором в НИИ, а в ее отсутствие мать уходила и не могла из-за склероза найти дорогу обратно, ее надо было искать на всех улицах…

Когда стряслась эта беда, бабушка переехала к тете Леле и ухаживала за ее мамой до самых последних минут ее жизни – несколько лет. Она забыла на время собственную семью, потому что там была нужнее. А когда еще через несколько лет умирала бабушка, тетя Леля жила у нас – она тогда уже вышла на пенсию. Бабушка умирала долго, и тетя Леля становилась все заботливей и все нежней… Бабушка умирала достойно, ей было уже 95 лет, и доктор, удивленный тем, как она держалась последние часы, спросил: “А кем она была?” Мы ответили – домохозяйкой. А надо было ответить: добрым духом дома, она жила для всех нас и для всех, кто был рядом с нами.

В нашей семье существовала легенда, что бабушка была родственницей Суворова. У нее даже в молодости висел большой портрет Суворова. Дедушка хотел в молодости вести род от известного мореплавателя, она – от великого полководца. При всем семья наша – как это лучше сказать – была не особенно образованной и не особенно утонченной. Но у дедушки, у бабушки и у мамы были хорошо развиты чувства.

Вот чувства у них были высокого класса. Мама никогда не напоминала нам, что не стала артисткой, потому что надо было помогать семье в большой бедности, бегать на работу через Ангару. Она потеряла голос, но не потеряла души. Я все время думаю о ней сейчас, ночами, без сна, пытаюсь понять смысл ее жизни, загадку ее существования. Я думаю о ней без конца.

Она умерла восемь лет назад, и стало пусто в почтовом ящике. А при ней он ломился. Она умела терпеть, всех понимать и не думать о себе. А посмотришь, жизнь ее была бедна и несчастлива после того ледяного купания в Ангаре. Потеряла чудесный голос, бесталанно вышла замуж. Она работала по бухгалтерской части, пока сама не стала бабушкой, не вышла на пенсию, потом растила мою дочь. Умирая, она повторила несколько раз: “У меня была хорошая жизнь… в жизни у меня было немало хорошего… у меня все было хорошо”. И я поняла, что в ее жизни было мало событий, но немало хороших людей. Это она и имела в виду, когда говорила о “хорошей жизни”. Это – и чувства…»

Чувства, думал я, перебирая старые письма и фотографии. Чувства… Можно ли ими, именно ими, а не вещественными, что ли, доказательствами измерять родовое богатство семьи? Говоря о вещественных доказательствах, я подразумеваю не автомашины и дачи и даже не картины и библиотеки, а нечто более тонкое. Вообразим, что всё в истории семьи Ксении Александровны Говязовой осуществилось: по деду Сергею Петровичу род ее восходит к легендарному Чарльзу Кларку, по бабушке Марии Антоновне – к великому Суворову; мать ее, Татьяна Сергеевна, – известная и замечательная певица, сама она стала пианисткой и лауреатом.

Бесспорно, этот ослепительный вариант не исключает чувств. Более того, без них – чувств – не может быть ни исторических путешествий, ни большого искусства. Именно в них исток открытий – любых. Это зерна, из которых вырастает все великое, красивое в мире. Все, чем богата человеческая культура, выросло из этих зерен, из человеческих чувств.

Но ведь культура – это не только открытие континентов и микрочастиц или музыка. Это и те незримые порой нити, которые соединяют людей, возвышая их будничное существование до самых великих и нужных в жизни открытий – человеческого в человеке, это непрерывное увеличение человечности в повседневности. Измеряя родовое богатство семьи чувствами, мы, собственно говоря, взвешиваем ее вклад в культуру народа и человечества. И может быть, самый чистый, лабораторно чистый вариант, когда мы имеем возможность только чувствами измерить богатство семьи, богатство, составленное работой души поколений, – вариант, когда ничего будто бы не осуществилось, когда поставлен жизнью, судьбой для испытания духовных сил опыт видимого несвершения.

Но вернемся к Ксении Александровне Говязовой.

Когда, не поступив в консерваторию, после непродолжительных странствий, она с мужем, который начал учиться в военной академии, обосновалась в Москве, точнее, под Москвою, то первым делом выписала из Иркутска маму и бабушку. Ехали они нелегко – по дороге заболели, деньги у них в поезде украли. Сама Ксения Александровна была в то время беременна. Москва начиналась для них тяжело.