Чувства, испытываемые зрителем при виде смертной казни. Речь, сказанная проф. И. А. Сикорским на Съезде русской группы Международного Съезда Криминалистов, в Киеве, 4 января 1905 года

Ряд таких добрых чувств находим в следующих строках французского врача-психолога, наблюдавшего многие казни. „Что касается меня, говорит этот наблюдатель, я ушел глубоко опечаленный, как это со мной случается после всякой казни. Хотя я и считаю себя убежденным сторонником этого вида наказания, но, с другой стороны, я, в известной степени, разделяю мнение Тарда, который с такой убедительностью восстает против этой отвратительной кровавой резни человеческого тела. В самом деле, когда вы в качестве зрителя наблюдаете, как идет на казнь это бедное создание — мертвенно бледное, растерянное, опутанное веревками, связанное по рукам и ногам, — этот несчастный, которому даже не дают собраться с мыслями, чтобы встретить смерть достойно; когда вы стоите лицом к лицу с обезглавленным туловищем, в котором зияют и бьются артерии, а голова валится в корзину — вас на секунду охватывает какой-то ужас и отвращение. Но тут же вы начинаете испытывать чувство безграничной жалости к преступнику, и если бы в эту минуту можно было поднять палец, никто не был бы казнен. Как бы ни было ужасно содеянное преступление, но в минуту публичной смерти человека в душе зрителя нет другого чувства, кроме всепрощающего милосердия“.

Мужество человека, готовящегося умереть, производит необыкновенно сильное впечатление на зрителя, давая идею внутренней правды, которою живет несчастный в тяжкую годину жизни: „я осужден, я сейчас умру, как вы того требуете, но во мне нет зла, я только несчастный, но не преступный брат ваш“ — вещает зрителям душа его1.Мужество изображено в следующих словах Полежаева:

Я умру! на позор палачам
Беззащитное тело отдам!
Равнодушно они
Для забавы детей
Отдирать от костей
Будут жилы мои;
Обругают, убьют
И мой труп разорвут!
Но стерплю! не скажу ничего,
Не наморщу чела моего,
И как дуб вековой,
Неподвижный от стрел,
Неподвижен и смел
Встречу миг роковой,
И как воин и муж,
Перейду в страну душ!

Наиболее трагическую сторону смертной казни составляют нравственные страдания жертвы, выясненные психологическим анализом лишь в недавнее время. По этому вопросу мы находим глубокомысленную статью в одном из выпусков французского уголовно-антропологического журнала (за 1898 год). Автор статьи задался мыслью решить, на сколько смертная казнь является справедливым возмездием за содеянное. С художественной тонкостью французского национального гения, автор разрешает свою задачу при помощи остроумного mise en scène. Он описывает чувства и состояние души человека, ожидающего казни. В простом и как бы незамысловатом рассказе изображается душевная борьба и тяжкие волнения преступника, лишенного надежды. Тонкий психологический анализ убеждает читателя, что ничего равного этим страданиям нет и не может быть на земле, что даже страдания жертвы преступления — ничто в сравнении с теми ужасами, какие испытывает человек, у которого общество решилось исторгнуть жизнь. У жертвы, стоящей лицом к лицу с убийцей, все еще остается частица надежды, что раковой удар не будет совершен. У солдата, идущего на приступ и стоящего у жерла неприятельского орудия, все еще сохраняется надежда, что орудие не сию минуту разразится ударом, что герой еще успеет опередить выстрел в своем движении вперед. И здесь, и там еще есть надежда — посланница небес, но у преступника, идущего на казнь, отнята всякая надежда, как только его просьба о помиловании осталась без последствий. Описания чувств и душевного состояния пред казнью полно потрясающего реализма, свидетельствующего о живом непосредственном переживании изображенных событий.

Мысль, которою обыкновенно успокаивает себя общество, допускающее смертную казнь, мысль, что страдания преступника кратковременны, что это — одно лишь роковое мгновенье, — эта мысль или это убеждение общества окончательно разрушается у цитируемого нами автора справедливым указанием на то, что мгновенны только физические страдания казнимого преступника, но душевная мука, превышающая собою все физическое, тянется долго, невыразимо долго. Путем психологического анализа, в этих долгих муках, минуты ожидания смерти расстаются в целые часы, а часы и дни — в нескончаемую вечность.