Чувство льда

Что он ответит на все это? Что он не согласен? Что это ему не подходит? Или вообще он передумал на ней жениться и хочет просто отобрать детей, любым способом, любыми средствами, вплоть до затевания судебного процесса об установлении отцовства. Дело получит огласку, и родители ей этого не простят. И ему тоже не простят. Мама снова побежит к своему дружку из КГБ, который теперь занимает уже более высокий пост и, соответственно, обладает большими возможностями, и совершенно понятно, что будет дальше. Неужели сам Юрцевич этого не понимает? Впрочем, наверное, не понимает, ему ведь и в голову не приходит, чьими стараниями он угодил за решетку в тот момент, когда его возлюбленная Наденька была на сносях. И нельзя сказать ему об этом, предупредить, потому что это будет предательством по отношению к родителям, да и реакцию самого Юрцевича предугадать невозможно: а вдруг он разозлится на их семью настолько, что даже о своей любви к сыновьям забудет, и перестанет приходить, чтобы посмотреть на них, и Люба больше не сможет с ним встречаться.

– Я согласен, – негромко, но очень твердо ответил он. – Я же сказал, что приму любые ваши условия, только бы быть рядом с мальчиками. Спасибо вам, Люба.

У нее отлегло от сердца. До окончания тренировки они не торопясь прогуливались по аллеям, сперва немного пообсуждали детали предложенного Любой плана, потом заговорили о нашумевшем в том году фильме Тарковского «Зеркало», и Люба поймала себя на том, что удивляется глубине и нестандартности мышления своего собеседника. Немудрено, что Надя в него влюбилась без памяти. Она, наверное, в рот ему заглядывала, восхищенно ловя каждое слово, а он пользовался этим и крутил ею как хотел. Маленькая дурочка. Будь Люба на ее месте, она не залетела бы так глупо, она потребовала бы, чтобы он прежде развелся, потом женился на ней, и, уж конечно, она вовремя разглядела бы в нем диссидента и не ставила бы в известность родителей раньше времени, расписались бы потихоньку – и все, и пусть мама с папой рвут и мечут, сделать уже все равно ничего нельзя. А если из-за этого пострадали бы родительские блага – так и черт с ними, с благами этими, с зарубежными поездками и импортными шмотками. Когда есть муж, которого безумно любишь, можно и в отечественном походить, и кино, если смотришь его по телевизору «Березка», ничуть не хуже, чем на экране «Грюндига», и музыка из советского магнитофона «Яуза» звучит точно так же, как из «Панасоника». Ну, почти так же. И книги можно приобретать не по «белому списку» – ежемесячному буклетику на белой глянцевой бумаге с перечнем всего, что было выпущено советскими издательствами за последние 30 дней, в котором нужно было только поставить галочки рядом с нужными книгами, и через три дня все привозилось прямо на дом, – а собирать, как все люди, макулатуру и за каждые 20 килограммов получать томик Уилки Коллинза, Ильфа и Петрова или Конан Дойля. Да какая разница, в конце концов, если рядом муж, и есть любовь, и от этой любви появляются общие дети! Вот пройдет год, она уедет с Юрцевичем подальше от Москвы, от родителей, они поженятся, и она будет счастлива без всяких там испанских туфель и английских костюмов, без балыка, осетрины и вкусных конфет, давно уже исчезнувших с прилавков, на которых теперь пылились отвратительные приторно-кисловатые суррогаты с белой начинкой.

И думала все это Люба Филановская совершенно искренне. По крайней мере в ту минуту. Она хорошо помнила слова матери, произнесенные шесть с лишним лет назад, но помнила их как-то однобоко, в той лишь части, которая касалась лично ее, Любы, и тех благ, которых лично она лишится, если пострадают карьера и положение родителей, однако об угрозе, нависающей непосредственно над мамой и папой, она как-то подзабыла. Да и немудрено забыть, когда думаешь о любви…

– Вы не могли бы принести мне фотографии мальчиков? – попросил Юрцевич, прощаясь. – У вас ведь наверняка много хороших снимков. Мне бы хотелось иметь хотя бы несколько.

– Конечно, – кивнула Люба, – я принесу в следующий раз. Не боитесь, что ваша жена их найдет?

– Не боюсь. Наташа все знает. Она ведь приходила к вам, так что… – Он пожал плечами и улыбнулся как-то странно и отчужденно.

– Ну да, она знает, что у вас есть сыновья от другой женщины. А о том, что вы все еще хотите быть с ними, что приходите посмотреть на них издалека, она тоже знает?

– Она все знает, – повторил Юрцевич. – К сожалению, я не смогу прийти на следующую тренировку. Работа, заказчики и все такое. Может быть, вы могли бы захватить фотографии завтра? Я подошел бы к школе, встретил вас. А?

– Да ради бога.