Чувство льда

– Да, – растерянно ответила она, стараясь вспомнить собственное расписание на завтрашний день. Что у мальчиков завтра? Музыка? Нет, музыка сегодня, завтра тренировка, их надо будет в четыре часа забрать из садика и отвезти во Дворец спорта. Сколько у нее завтра уроков? Она никак не могла вспомнить точно, не то четыре, не то пять. – Завтра в два.

– Договорились.

Юрцевич откланялся, а Люба с матерью поднялись в квартиру.

– Что за кавалер? – весело спросила Тамара Леонидовна. – Почему я ничего о нем не знаю?

Люба не успела сообразить, что ответить, а мать уже продолжала:

– Хорош, ничего не скажешь, хорош! Глаза – просто умереть на месте можно. И лицо отлично вылеплено. И возраст подходящий. Сколько ему? Лет сорок?

– Да, около того, – пробормотала Люба.

– Женат, поди?

– Разводится.

Тамара Леонидовна скептически вскинула брови.

– Это он так говорит или ты точно знаешь?

– Мама, перестань! Мне же не под венец с ним идти. Просто знакомый.

– С такими розами – и просто знакомый? Деточка, ты или издеваешься надо мной, или ничего не понимаешь в жизни. Как меня покрасили?

Тамара Леонидовна тряхнула пышными длинными кудрями и наклонила голову, чтобы дочь могла оценить качество работы парикмахера.

– По-моему, хорошо, – безразлично ответила Люба, которую цвет волос матери занимал в этот момент меньше всего на свете.

– Моя Ларочка достала потрясающую импортную краску, седины как не бывало, – продолжала Филановская. – Зря ты к ней не ходишь, я давно тебе говорю: обязательно надо краситься, раз у тебя ранняя седина. Ты явно пошла в папу, а не в меня, у меня седина только после Наденьки появилась, а папа с молодости был седым. Давай я позвоню Ларе, сходи к ней, пока у нее эта краска не кончилась, пусть она тебя в порядок приведет.

– Давай, – неожиданно согласилась Люба.

Тамара Леонидовна внимательно посмотрела на дочь и усмехнулась.

– Значит, просто знакомый, – неопределенно протянула она. – Ну-ну. Ты мать-то за дуру не держи. И имей в виду, детка: когда имеешь дело с такими красивыми мужчинами, надо следить за собой. Покажи-ка руки.

– Мама!

– Ладно, можешь не показывать, я и так знаю, что тебе давно пора маникюр делать. Я позвоню Ларе и Светочке, это маникюрша, с Ларой в одной смене работает. Давай быстренько обедать, у меня еще полно дел, а вечером спектакль.

Люба радовалась, что удалось так безболезненно увернуться от скользкой темы. Она переоделась, подрезала стебли у роз, поставила их в красивую хрустальную вазу и отнесла в свою комнату, потом разогрела обед, пообедала вдвоем с матерью, помыла посуду и собралась в детский сад за племянниками. Можно было, конечно, и не особо торопиться, до пяти еще целый час, а садик находится в десяти минутах ходьбы от дома, но она хотела, чтобы мальчики до прихода учительницы музыки позанимались чем-нибудь полезным, например, почитали вслух и пересказали сложные тексты или порешали логические задачи, которые она специально для них составила. Ни одна минута не должна пропасть впустую, дети должны развиваться постоянно, тренировать память, речь, мышление, координацию. Ей не нужен помешанный на покойнице Наде Юрцевич, который обещает снять с нее заботы о детях, она сама вырастит их, уже почти вырастила, еще немножко осталось, еще чуть-чуть – и мальчики будут сами ходить в школу, на музыку и на тренировки, и ими можно будет вообще не заниматься. Она освободится и будет искать себе нормального мужа, который будет любить ее саму, Любу Филановскую, а не ее сестру и ее племянников.

Да, будет искать… Только вот найдет ли? Ей в этом году тридцать три, еще немного – и рожать будет поздно. Кому нужна женщина с двумя чужими детьми без перспективы родить собственного ребенка? А если и найдется такой человек, то сможет ли сама Люба его полюбить? Вдруг он окажется каким-нибудь уродом или необразованным идиотом, к которому и прикоснуться противно, и разговаривать с ним не о чем?

Ночью ей снова приснился Юрцевич, и на этот раз сон был не эротическим, и не было в нем ничего неприличного. Ей снилось, что они женаты, что вместе с детьми отдыхают где-то на море, и она так счастлива, что невозможно выразить, а можно только плакать от этого невыразимого, огромного переполняющего ее счастья. Утром Люба озадаченно осмотрела мокрую от слез подушку и поняла, что плакала не только во сне.

За завтраком она вспомнила, что сегодня должна встретиться с научным руководителем, взять у него отзыв на свою диссертацию и сдать весь комплект документов в Ученый совет. Значит, разговор с Юрцевичем не состоится, ей придется убежать из школы сразу после уроков, чтобы успеть съездить в институт, решить там все вопросы и вовремя забрать Сашу и Андрюшу из детского сада и отвезти их на тренировку. Господи, да когда же это кончится! Ни минуты свободной, продохнуть некогда! И снова в голову коварно заползли слова Юрцевича о том, что он готов взять на себя все заботы о мальчиках и освободить ее, чтобы она могла заниматься тем, чем хочется. Ах, если бы можно было согласиться!