Чувство реальности. Том 1

Кумарин наконец попрощался и положил трубку. Григорьев отчаянно выругался про себя. Прямо перед резидентом стоял большой спортивный кубок. Зеркально гладкий серебряный бок отчетливо отражал почти весь кабинет, и прежде всего самого Григорьева. Следовало заметить это раньше.

Андрей Евгеньевич открыто взял письмо в руки.

– “И потому не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе”, – пробормотал он как бы про себя, но достаточно громко, чтобы слышал Кумарин.

– Ознакомились? Ну, и как вам это нравится? – Резидент резко крутанулся в кресле. – Сегодня утром мне передал это охранник посольства в запечатанном конверте. Кроме меня и вас пока никто не читал. Если бы удалось быстро проверить, не “утка” ли это, не провокация… Сначала проверить, а потом уж докладывать в Москву. Что думаете, Андрей Евгеньевич?

– Думаю, быстро это выяснить не удастся.

– Сам знаю, – поморщился резидент, – беда в том, что если идти обычным путем, начальство начнет пороть горячку, требовать моментальных результатов, придется подключать много народу. А у нас, как вам известно, работает “крот”, давно и успешно. Если к Новому году я его не вычислю, меня снимут. Если он опередит нас и успеет уйти к американцам, меня снимут с большим позорным скандалом. Так-то, Андрей Евгеньевич.

"Кажется, я прохожу очередной этап проверки, – неуверенно поздравил себя Григорьев, – впрочем, это только начало”.

– Вдруг за письмом стоит серьезный перспективный агент? – продолжал рассуждать вслух резидент. – “Крот” мгновенно сдаст его.

– Или агент поможет нам вычислить “крота”, – мягко улыбнулся Григорьев.

– Мне бы ваш оптимизм, Андрей Евгеньевич, – вздохнул Кумарин, – ну ладно, давайте попробуем поиграть с этим “Колокольчиком”. По-хорошему, мне бы вас послать на первую встречу. Однако нельзя. Если он окажется “уткой”, вы засветитесь как офицер КГБ, вас в двадцать четыре часа вышлют из страны.

Еще минут пятнадцать они обсуждали кандидатуры из числа штатных сотрудников КГБ при посольстве. Григорьев почти расслабился. Потом резидент опять заговорил о предстоящей поездке в Москву, обещал похлопотать, чтобы Андрея Евгеньевича не переводили в Лондон.

– Кстати, тут мне рассказали историю, весьма поучительную, – произнес он уже на пороге кабинета, после прощального рукопожатия, с легким смешком, – один наш дипломат улетал из Франкфурта, вез в ручной клади двадцать плиток шоколада. Когда проходил пограничников, датчики среагировали на фольгу. Его спросили, что там у него, а он решил пошутить и ответил, что у него там бомба. Моментально руки заломили за спину, уложили на пол, устроили личный досмотр по полной программе, задержали рейс, потом потребовали возместить убытки. У него, разумеется, таких денег не было, платило посольство, в общем, мало никому не показалось, особенно этому дипломату. Так что с шутками надо осторожней, Андрей Евгеньевич. Особенно при нашей чертовой работе. Хорошо, когда у начальства все в порядке с юмором. А если нет?

– Если нет, тогда беда, – грустно улыбнулся Григорьев.

Пока он шел по коридору к себе в кабинет, лицо его пылало. Впервые за последние полтора года ему, непьющему, захотелось напиться до беспамятства. Впервые у него, железно здорового человека, отчетливо закололо сердце, заныла половина головы. Он вспомнил, как пару недель назад свалился в комнате дешифровальщиков иезуитски спокойный, вкрадчивый полковник Бредень, главный советник резидента по кадрам. Сидел, пил чай, обсуждал какие-то рутинные вопросы и вдруг грохнулся без сознания со стула на пол. Оказалось – инсульт. Результат сильнейшего нервного перенапряжения. А месяц назад выбросился с балкона, с двенадцатого этажа, майор Грибанов, помощник атташе по науке и технике. Двухметровый крепкий детина, медлительный улыбчивый увалень, не пил, не курил, имел красавицу жену, должен был получить чин подполковника. Просто встал ночью, вышел на балкон, перелез через перила…

– Нет уж, дудки! – пробормотал Григорьев. Оказавшись в кабинете, он кинулся к маленькому холодильнику, содрал зубами железную крышку с бутылки минеральной воды, стал жадно пить прямо из горлышка. В зеркале он видел свое багровое злое лицо. Острый кадык ходил туда-сюда при каждом глотке. Жилы на шее взбухли. Глаза налились темной кровью.

Позади него, прямо напротив зеркала, стояла на столе фотография белокурой девочки в белой пионерской блузке и красном галстуке.

– Ничего, Машка, прорвемся! – пробормотал Андрей Евгеньевич и тут же закашлялся, вода попала в дыхательное горло, из глаз брызнули слезы, которые потом еще минут тридцать мешали ему ясно видеть и ориентироваться в пространстве.

Глава 15

Майор Арсеньев в трусах и шлепанцах сидел на корточках у открытого холодильника и задумчиво глядел на белую кастрюльку, а также на две котлеты, лежавшие на тарелке и аккуратно обтянутые прозрачной пленкой. В кастрюльке был борщ. Домашние говяжьи котлеты даже сквозь пленку пахли чесноком и укропом.