Я пошел и опустил голову, словно виноватый. Я пошел и пошел. Я шел скоро. Когда я подошел к уровню озера, я стал искать глазами себе пристанища. У меня был один франк и десять сантимов в кармане. Я подумал, что у меня есть еще деньги в банке, около 400 франков. Я сказал себе, что я могу заплатить за комнату, но не вернусь домой. Я решил искать комнату. Я зашел в кондитерскую, чтобы там спросить хозяйку кондитерской и дома, чтобы она мне дала одну комнату. Я хотел ее растрогать и сказал, что я ничего не ел. Я спросил раньше, ела ли она. Она сказала, что уже кончила. После этого я ей сказал, что я голоден. Она ничего мне на это не ответила, думая, вероятно, что мне не надо есть. Я был у них часто и много покупал всяких сладостей. Она думала, что я богат, а поэтому любезничала со мною. Я целовал ее ребенка и гладил по головке. Она была довольна. Я ей говорил, что мне ее жалко, ибо она страдает от войны. Она жаловалась на трудные времена. Я плакал, и она тоже. Я заказывал много сладостей, думая ей помочь. Она была довольна. Я спросил ее, не может ли она мне дать внаймы одну комнату. Она на это ответила, что все переполнено. После некоторого времени она сказала, что через неделю будет свободна квартира. Я ей сказал, что мне не надо квартиры. Она сказала, что ей жалко меня, но она не может мне дать комнаты. Я почувствовал, что она думает, что я хочу прийти с женщиной. Я ей сказал, что я хочу одну комнату и я хочу там работать, ибо моя жена меня не понимает. Она почувствовала мою жалобу и ушла. Я сказал ее мужу, который присутствовал при нашем разговоре, что я человек серьезный и что мне не надо женщины. Он меня почувствовал, но не мог ничего сделать. Я ему сказал, что трудно иногда понимать друг друга. На это он мне ответил, что один раз его жена взяла тарелку не так, и он ей посоветовал взять так, а она его не послушалась. Я почувствовал плач ее мужа. Я заплакал в душе тоже. Я ему пожал первый раз руку и вышел. Мне было горько, ибо я понял, что мне придется ночевать на улице. Я пошел. Я прошел галерею магазинов запертых, ибо весь городок Санкт-Мориц-Дорф был заперт. Никто там не жил. Я приноровился у стены и у окна с подоконником, смогу ли я здесь спать ночью. Я почувствовал теплоту. После некоторого времени я почувствовал холод. Я увидел женщину издали, которая жалась от холода. Я тоже жался. Мне было холодно, ибо это была зима на 2 000 высоте. Я пошел дальше. Я вдруг заметил открытую дверь и вошел в нее. В ней я никого не заметил, тогда я пошел по комнатам, которые были заперты на ключ. Я заметил одну дверь приоткрытой и вошел в нее. Я вдруг почувствовал вонь. Вонь шла изнутри. Я присмотрелся и увидел, что это грязный ватерклозет. Я чуть не заплакал, ибо думал, что придется спать в грязном клозете. Я вышел на улицу. Улица была пустая. Я пошел дальше. Вдруг я почувствовал движение влево и я пошел. Я пошел по дороге скверной. На некотором расстоянии я заметил домик двухэтажный выбеленный. Я пошел по его направлению. Я зашел в домик и нашел хозяйку. Хозяйка была женщина простая. У нее одежда была рваная. Я спросил ее, не может ли она мне дать комнату. Она мне сказала, что может, но комната холодная. Я ей сказал, что мне все равно. Она меня повела на второй этаж. Лестница была крутая снаружи и поломанная. Лестница не скрипела, но снег скрипел. Я зашел в комнату № 5 и увидел ее бедноту. Мне стало легко на душе. Я спросил ее, сколько надо платить за комнату. Она сказала: один франк в день. Я ее поблагодарил и ушел, обещая зайти вечером. Мы расстались. Домик был белый и чистый. Видно было, что люди бедные, но чистые. Я хотел уйти, но не мог. Я хотел писать в этой комнатке. Комната мне нравилась. Я окинул взгляд и увидел твердую кровать без подушек и кресла в ряд. Кресла были стулья венские. Около кровати из дерева старого стоял умывальник без умывальных приборов. Я понял, что у них нет принадлежностей для умывания. Я хотел остаться, но Бог мне сказал, что надо уходить. Я ушел. Женщина произвела на меня хорошее впечатление. Я ушел по той дороге, по которой пришел. Я почувствовал печаль. Моя печаль была глубокая. Я увидел из домика мой домик и плакал. Я плакал горько. Мне было горько. Я хотел рыдать, но мое горе было слишком велико. Слезы не капали. Я был опечален. Я печалился долго, ибо я пошел лесом. Я шел долго и зашел в один домик по дороге. Я увидел детей. Я их почувствовал. Я их почувствовал, и они почувствовали меня. Они думали, что я хочу играть, и стали бросать большие куски снега. Я им отвечал маленькими, говоря по-немецки «нехорошо». Я не говорил по-немецки, но понял детей. Я взял санки и стал их возить. Они смеялись. Я был рад. Я зашел с ними в хижину и увидел женщину. Женщина давала детям лепешки в жиру с сахаром. Она их готовила и давала детям. Я хотел поесть, ибо я ничего не ел за завтраком. Она почувствовала и дала мне лепешку. Я ей хотел дать 10 сантимов, но она не хотела взять. Я ей воткнул в руку, говоря, что это для бедных детей. Она меня почувствовала и открыла свое горе. Я ей сказал, что не надо горевать, ибо Бог хотел так. Она сказала по-немецки, что она потеряла уже 3 месяца ребенка и похоронила его, указывая на кладбище. Я почувствовал ее горе и сказал ей, что не надо горевать, ибо Бог хотел взять ее ребенка. Она замолчала и почувствовала правду. Я ей сказал еще, что Бог берет то, что дает, и что горевать нечего. Она успокоилась и стала смеяться. Я хотел уйти, но она еще дала по одной лепешке каждому из детей. Я стоял. Она мне дала еще одну лепешку. Сама не ела. Она меня чувствовала. Я ее поблагодарил и ушел. Дети меня любили. Я гулял с ними не больше четверти часа. Я ушел по дороге лесной. Лесом я слышал птиц и иногда возгласы людей, которые пошли на прогулку с лыжами. У меня не было лыж, но я не падал. Я шел и шел. Я не падал, ибо я шел по дороге. Я не мог идти дальше, ибо чувствовал холод в ногах. Я был одет легко. Я шел быстро в гору, вдруг остановился. Я не знал, что мне делать. Я не хотел решать вперед. Я ждал, что мне велит Бог.