Чувствуй себя как дома

Мне не дают закончить начатое. Кто-то визжит и оттаскивает меня от твари. Вокруг – люди. Много людей. Они пришли поприветствовать смерть.

Даже издалека я слышу, как скрипят половицы. Ворон плачет. Ворону больно. У него нет сил сопротивляться, он слишком стар и болен.

Интересно, о чем он думает сейчас, за миг до темноты?

О чем бы думал я?

Мы не успели попрощаться.

Всюду – размытые силуэты.

В ушах звенит. Тикает.

Тварь поднимается, плюется, отряхивается. К ней тоже кто-то подбегает. Раздаются знакомые голоса.

Естественно: Пашкины предки.

– Он снова напал.

Тварь смотрит на меня, и от ее взгляда обугливается кожа.

Тонкие пальцы стискивают мои плечи. Как бы я ни вырывался, они срастаются со мной.

– Чтоб ты сдох! – рявкаю я.

Пашка застывает. Отмахивается от вопросов предков и хромает ко мне.

– Это она, дурак. Она меня попросила. Так что пожелай ей того же. – Сунув руки в карманы, он наклоняется к моему уху. – Угадай, что она дала мне взамен. Не знаешь? Яблочный пирог. Обалденно вкусный.

«Я бы поселилась здесь».

«Ворон… Ты бы играл в прятки с нашими детьми?»

«Когда-нибудь я вернусь сюда. Если наши отпечатки по-прежнему будут здесь, я пойму, что ты не забыл о… нас».

«Теперь мы вместе».

Моя Хлопушка исчезла, а я не заметил. Когда это случилось? Ког-да? Я бы отмотал время и попытался ее удержать.

Мы ведь мечтали о ремонте, Тора.

Коридор, обклеенный обоями в горошек. Аромат пирога. Граммофон и сотни пластинок с нашими любимыми группами в гостиной. «Аквариум», «Кино», «Наутилусы»… Теплые тапочки с помпонами. Черно-белый телевизор. Сервиз за стеклянной дверцей шкафа.

Мы так мечтали об этом, Тора. Куда ты исчезла?

Почему ты исчезла?

Когда?..

Я все прозевал, Тора.

Нас оглушает душераздирающий треск. Ворон умер.

* * *

– Сынок, ты как? – Это батя.

Что-то мокрое на лбу.

– Дорогой, давай вызовем скорую! – Это матушка. – Он бредит уже пятый час!

Всхлипы.

– У него шок. Ты же в курсе… Его… увлечение и пожар…

– Господи, я же говорила, что добром эти похождения не кончатся!

Я пытаюсь пошевелить пальцами, но они так же безжизненны, как одеяло, давящее на меня с усердием маньяка.

– Мама. – Мой голос скрипит, точно лестница Ворона.

– Да? Что? О, мальчик мой, ты очнулся!

Глаза не открываются – веки будто кто-то зашил.

– Когда экзамены? – Капелька то ли пота, то ли слезы, то ли воды чертит линию на моей щеке.

– Какие экзамены? – недоумевает матушка.

Кровать проседает. Должно быть, предки опускаются рядом.

– Сынок, у тебя жар.

– Нет… Просто я хочу поступить в универ. Я ведь успею?

10 Анна [После]

Проклиная позу собаки и считающую секунды Илону, я вновь вижу силуэт великана-дерева за плеядой кафе и пивных. Чужак смотрит на море. Ветер бесится, пытается его сломать, как ветвь. Но – нет. Чужак не двигается.

Все занятие я кошусь на него.

И вот уже Илона произносит заветное «до завтра», а великан по-прежнему у моря. Оно его загипнотизировало.

Какой… интересный персонаж. Он оживит мою историю.

Я шлю к чертям осторожность и бреду к нему. Песок обжигает ступни, но я не обуваюсь. Лучше чувствовать. Я обхожу накренившиеся столики с пивными кружками, еще неубранными после ночи. До пропасти-следов-великана пляжей пять, не меньше, но скалу, о которую я чиркнула ботинками, видно и отсюда.

Чужак замечает меня, лишь когда я застываю в метре от него, и с наслаждением втягивает воздух.

Дикий он, потерявшийся. Мутные глаза, угловатые черты лица, тонущие в морщинах, грязные израненные ладони, грязь под ногтями – чужак похож на потрескавшуюся в зной землю. Брови вздрагивают. Странно, но его мимика… чересчур живая, чересчур молодая. Если бы не она, я бы дала чужаку лет сто. А так… сорок пять. Он не старый. Он просто заблудился.

Я закусываю губу. Приветствие стынет на зубах.

– Море сегодня – волшебное-е-е, – протягивает он. Голос колючий, надломленный. – Вы городская?

– Да.

Мы молчим. Слушаем ветер и силимся прочесть мысли друг друга. А я – еще и свои. Что со мной не так? Зачем я пошла за великаном? Почему волнуюсь, словно вот-вот спрыгну со скалы?

Чужак поглаживает полуседую щетину.

– Что ты забыла у нас, девочка?

Я моргаю. Пробую на вкус его резкое «ты».

Сняв ботинки, чужак делает шаг. Волны обнимают изуродованные землей ноги, но грязь не отмывается, а наоборот, все больше и больше въедается в кожу, как солнцезащитный крем.

– Память, – признаюсь я, а сама ругаю себя за откровенность. – Я пишу книги и…

– Правда? Ничего себе. – Чужак приподнимает брови, но через миг они опускаются, как два парашюта. Лицо мрачнеет. – Дашь почитать?

Чернохвостая чайка пролетает в сантиметре от моей макушки.

– Нет. У меня… творческий кризис. Мало что получается. И я надеюсь, что прошлое поможет мне вернуться к писательству.

– Как интересно. Я тоже иногда балуюсь.

– Серьезно?

– Серьезно.

– Дадите почитать?

– Нет уж. Так не честно, девочка, – смеется чужак. – А если серьезно – просто еще не время.