Чувствуй себя как дома

Мои щеки полыхают — температура поднимается, не иначе. Сколько там максимум? Сорок? Сорок два? А у меня пятьдесят. Я плавлюсь. Надеюсь, Ворон не расстроится, если я растекусь по полу кровавой лужицей.

— Что. Ты. Здесь. Забыл?

— Гуляю. А ты?

Я обычный мальчик, не кирпич и не шизик, люблю заброшки и играть в классики, честное-слово-поверь-пожалуйста-я-нормальный.

Ворон тихо хихикает. «Не смешно», — мысленно одергиваю его я.

— Это ты нарисовал кота, — подытоживает Тора. — Долго еще ждать?

— Чего жать?

— Правды!

— Мне было скучно, и я решил…

Она хватает меня за запястье. А коготки-то острые! Точно кошка.

— Я не буду обзываться, Захар. Неужели твой котелок до сих пор не переварил, что мы… два сапога пара?

На ее ресничках блестят слезы.

— Врешь.

Я высвобождаюсь и достаю мелок.

Тора дружит с кучей девчонок, которые не обзывают ее Кирпичом. Торины предки не твердят, что с дочуркой «что-то не так». Она не выращивает овощи. Ее не водят к врачу. Ей не пытаются удалить фантазию.

А я грызусь с Пашкой. Скармливаю унитазу кругленькие таблетки, как дохлых рыбок. Общаюсь с домами.

Вывод: Тора хочет забрать у меня Ворона.

— Я не вру, Захар, — всхлипывает она. — Я принесла тебе жареных орехов. Будешь?

Она протягивает мне целый кулек.

— Почему тебя не водят к врачам? Мы ведь психи, разве нет?

— Ласточка теперь меня слушается.

Моя кожа продолжает плавиться. Готов поклясться, на лбу огромными красными буквами проявилась надпись: «ШИЗИК».

— Поздравляю…

— Она сама выключила свет и заперлась, когда я легла спать. Я оживила ее пять месяцев назад. Она совсем кроха, мало что умеет.

Тора подается к часам Ворона и гладит их мизинцем.

— Что? — вспыхиваю я.

Штукатурка не сыплется, потолок не рушится. Дом подпускает ее к сердцу, словно это гребаный парк развлечений.

Предатель!

— Ворон, ты чего? Ты доверяешь ей больше, чем мне?

— Однажды она не побоялась штукатурки. А я побоялся швырнуть в нее булыжником, — хрипит Ворон. — Не обижайся…

— Да пошли вы!

Я бросаю кулак в стену и мчусь на улицу.

Небо заволокло тучами, сумерки размыли поселок. Я ускоряюсь, чтобы не исчезнуть во тьме, несусь мимо дремлющих домов и, когда внутри все не только кипит, но и болит, вырываюсь на пляж.

Да, предки ждут меня к ужину, но сегодня я опоздаю.

На берегу нет хижин — чем не идеальное место?

Море штормит. Шепчет, шуршит и плещется, но в школе нас не учат его языку. Сколько бы историй оно поведало?

Я снимаю ботинки. Волны облизывают ступни — холодно. Как раз, чтобы остыть.

Предатель, предатель, предатель.

Повелся на байки глупой девчонки, которая младше меня на целых два месяца! Нам с Вороном не нужны никакие Торы. Они все портят.

Девчонки всегда все портят.

А теперь я буду учить язык моря — с Zahnrad покончено.

Я возвращаюсь домой поздно. Предки ругают меня, когда я захлопываю дверь в спальню перед их носом. Матушка вновь жалуется бате, что со мной «что-то не так». Вновь предлагает мне съездить к доктору. Но я отказываюсь.

Отказываюсь.

Отказываюсь.

Весь следующий месяц.

Я спорю с ними. Топлю таблетки в унитазе. Дружу лишь с Воробьем. Врубаю погромче музыку, чтобы мое «спорю-топлю-дружу» превратилось в клип. Воробей подпевает. Он всегда подпевает.

Последний дождь — уже почти не дождь;

Смотри, как просто в нем найти покой.

И если верить в то, что завтра будет новый день,

Тогда совсем легко…

Дышу.

Ем.

Дышу.

Сплю.

Дышу.

Гуляю по пляжу, слушаю «Аквариум» и «Наутилусов».

Дышу, дышу, дышу…

Моей фантазии пора в отпуск. Месяца три назад, когда я еще не знал эту наглую девчонку, Ворон спросил у меня:

— Когда люди устают, что они делают?

— Берут отпуск, — ответил я.

— Отпуск?

— Ну, некоторые едут в горы. Некоторые — на море, к нам.

— Придет время, и я устану, Захар. — Ворон закряхтел и хлопнул оконными рамами. — Если я когда-нибудь замолчу, не сомневайся: я на море.

— Дурачок! — захохотал я. — Ты и так на море!

Тогда я не понял Ворона. А сейчас сам хочу в отпуск.

Наушники разрываются на максимальной громкости.

Ах, только б не кончалась эта ночь;

Мне кажется, мой дом уже не дом.

Смотри, как им светло — они играют в жизнь свою

На стенке за стеклом.

Я не навещаю Ворона и не обвожу Облако. Избегаю в школе Тору. Ради такого дела я даже расписание ее вызубрил. Пашка почти меня не трогает. Фингал не в счет. Предки радуются, что после учебы я спешу домой и запираюсь в своей комнате, а не лазаю по заброшкам. Им плевать, чем я занимаюсь. Главное — никому не проломлю череп. Нет, они не говорят об этом мне — они говорят об этом друг другу.

Зато Воробей со мной по-прежнему общается. Его старенькие часы тикают в кухне. Я поинтересовался у предков, откуда они взялись, сколько лет нашему дому, а матушка сказала, что раньше их дарили направо и налево. Какая-то акция от нового предприятия. Рекламировали себя.

Я бы и дальше жил в пределах своей комнаты (если забыть о прогулках в школу и обратно), но девочка-сладкая-вата опять все испортила.

Плетусь я, значит, с учебы. И тут — визг, да такой, что помидоры на огородах вянут. Со стороны Ворона.

Я бы не вмешивался, если бы не узнал эти вопли. Тора. Снова она.

— Помогите!