— Нет! Валите отсюда! — разоряюсь я, но Пашка только сильнее стискивает мои запястья.
— Мы тебя вылечим, Кирпич. Твоя любовь к домам — нездоровая любовь.
— Твари! Он живой!
Я ненавижу себя за то, что не могу прикончить этих гаденышей. Ненавижу Ворона за то, что он меня бросил. Ненавижу Пашку за то, что он тупой, но считает себя гением.
В полумраке, у лестницы, чиркает спичка. Нет, мне не победить тварей. Проклятый дым обволакивает шею и душит не хуже веревки.
— Подожди, Тоха, мы кое-что забыли. — Пашка вдавливает мою голову в стену. — Возьмите кто-нибудь часы и вытащите батарейки!
Я жду, как дурак, что посыплется штукатурка, что Ворон не подпустит тварей так близко к сердцу, но ничего не происходит. Мальчишка в кепке хватает часы, и вновь загорается огонек.
— Нет! — воплю я. — Умоляю вас! Пожалуйста! Отстаньте от него, он живой!..
Воздух сотрясает грохот: чудовище в кепке уронило часы. По полу разлетаются стрелки.
Тоха от испуга выпускает из рук спичку.
— Идиоты! — багровеет Пашка, но времени на разборки нет. Дом вспыхивает. — Валим!
Я упираюсь, но Пашка тянет меня к воротам. Волочет, будто мешок с картошкой. Толкает к валуну, подпирающему холм.
Я падаю.
Задыхаюсь.
По щекам текут слезы.
Пашка зажимает мне рот и поворачивает меня к Ворону.
Мой друг, мой преданный воин вспыхивает. Ему удалили сердце. Он уехал на море.
Где ты, Тора? Как же ремонт?
Я жмурюсь. Мы клеим розовые обои в спальне.
Я открываю глаза. Горящая крыша обваливается, а рядом со мной сидит мой враг, который никогда меня не бросит.
— Чего ты стонешь? Алло! — рычит Пашка. — Кирпич, почему ты такой слюнтяй?
В раскаленном воздухе его лицо тает.
Я чувствую себя сморщенным червивым яблоком. Из меня бы не получился пирог.
— Зачем? — хриплю я.
Двери Ворона падают.
— Считай, что я твой врач. Тебе ведь нужны здоровые мозги, если ты собираешься в универ.
Врач.
Тик-так, тик-так, тик-так…
— Ненавижу!
Я накидываюсь на тварь и уже не различаю, где земля, а где его лицо. Мышцы наполняются горячей силой. Второе дыхание.
Я сделаю из тебя землю.
Построю дом.
Выкую ворона.
Скручу, как пластилин.
— Зачем, зачем, зачем…
Я наваливаюсь на тварь всем телом и пихаю в ее рот песок.
— Ты псих! Успокойся!
Пашка давится, кашляет и — неужели? — всхлипывает. А мне фиолетово. Я запихиваю ему в глотку не попавший в мусорный бак пакет. Полынь. Собачье дерьмо.
Пашка, Пашка. Никудышный бы из тебя вышел дом.
Мне не дают закончить начатое. Кто-то визжит. Режет рот моим именем и оттаскивает меня от твари. Вокруг — люди. Много людей. Они пришли поприветствовать смерть.
Даже издалека я слышу, как скрипят половицы. Ворон плачет. Ворону больно.
Интересно, о чем он думает сейчас, за миг до темноты?
О чем бы думал я?
Мы не успели попрощаться.
Всюду — размытые силуэты.
В ушах звенит. Тикает.
Тварь поднимается. Плюется, отряхивается. К ней тоже кто-то подбегает. Раздаются знакомые голоса.
Естественно. Пашкины предки.
— Он снова напал.
Тварь смотрит на меня, и от ее взгляда обугливается кожа.
Тонкие пальцы стискивают мои плечи. Как бы я ни вырывался, они срастаются со мной.
— Чтоб ты сдох! — рявкаю я.
Пашка застывает. Отмахивается от вопросов предков и хромает ко мне.
— Это она, дурак. Она меня попросила. Так что пожелай ей того же. — Сунув руки в карманы, он наклоняется к моему уху. — Угадай, что она дала мне взамен. Не знаешь? Яблочный пирог. Обалденно вкусный.
«Я бы поселилась здесь».
«Ворон… Ты бы играл в прятки с нашими детьми?»
«Когда-нибудь я вернусь сюда. Если наши отпечатки по-прежнему будут здесь, я пойму, что ты не забыл о… нас».
«Теперь мы вместе».
Моя Хлопушка исчезла, а я не заметил. Когда это случилось? Ког-да? Я бы отмотал время и попытался ее удержать.
Мы ведь мечтали о ремонте, Тора.
Коридор, обклеенный обоями в горошек. Аромат пирога. Граммофон и сотни пластинок с нашими любимыми группами в гостиной. «Аквариум», «Кино», «Наутилусы»… Теплые тапочки с помпонами. Черно-белый телевизор. Сервиз за стеклянной дверцей шкафа.
Мы так мечтали об этом, Тора. Куда ты исчезла?
Почему ты исчезла?
Когда?..
Я все прозевал, Тора.
Нас оглушает душераздирающий треск. Ворон умер.
— Сынок, ты как? — Это батя.
Что-то мокрое на лбу.
— Дорогой, давай вызовем скорую! — Это матушка. — Он бредит уже пятый час!
Всхлипы.
— У него шок. Ты же в курсе… Его… увлечение и пожар…
— Господи, я же говорила, что добром эти похождения не кончатся!
Я пытаюсь пошевелить пальцами, но они так же безжизненны, как одеяло, давящее на меня с усердием маньяка.
— Мама. — Мой голос скрипит, точно лестница Ворона.
— Да? Что? О, мальчик мой, ты очнулся!
Глаза не открываются — веки будто кто-то зашил.
— Когда экзамены? — Капелька то ли пота, то ли слезы, то ли воды чертит линию на моей щеке.
— Какие экзамены? — недоумевает матушка.
Кровать проседает. Должно быть, предки опускаются рядом.
— Сынок, у тебя жар.
— Нет… Просто я хочу поступить в универ. Я ведь успею?
Глава 10
Анна
ПОСЛЕ