Она поднимает голову, когда слышит, как он встает на ноги. Но теперь не пытается больше коснуться ее, наоборот, уходит к двери. Задерживается там на секунду, поворачивается и смотрит ей в глаза.
– Зато я сказал, что люблю тебя, – грустно улыбается Джек. – Об этом было сложно молчать.
Когда за ним захлопывается дверь, Флоренс опускает голову на колени и наконец позволяет себе разрыдаться.
Ему нужна была ее поддержка. Понимание и принятие. Все то, что дала бы ему любящая девушка, хоть он и не просил. Но это не обычное темное прошлое, и он не жертва.
Он – убийца. А она не понимает, как с этим можно жить.
Браслет «Тиффани» оставляет на коже след витой оливковой ветви.
Глава 38
– Твою. Мать, – выдыхает Гэри, глядя на мертвого диббла.
Джек опирается на капот тачки: ноги больше не держат. Он смотрит на тело, потом на ствол у себя в руке, поднимает взгляд на Гэри. Все плывет перед глазами, и сейчас бы бледного не словить.
– Может, живой? – с трудом говорит он.
– У него пуля в сердце. – Гэри опускается на одно колено, но тут же отрывает его от земли. – И крови целая лужа.
Джек озирается: вокруг никого. Глухой пригород, до ближайших домов полмили, не меньше. Может, и выстрела никто не слышал. Но что им с телом-то делать?
– Я не хотел его убивать, – зачем-то сообщает он. – Ты же понял? Не хотел.
– Откуда ты только ствол взял?
– Так когда нам Леон раздавал, с тех пор остался. У тебя тоже есть.
– Я свой сдал. Нахер мне ствол? – Гэри аккуратно поворачивает диббла, оглядывает его спину. – Пиздец, тут все в крови. Надо оттащить, пока колеса не залило.
– Мы вымажемся.
– И что теперь?
– Салон изгваздаем.
– Да похуй, – вздыхает Гэри, – голые поедем. Давай, бери его за ноги и понесли.
Джек сглатывает подступающую тошноту, мотает головой. Стыдно признаться, что для него это слишком: он еще не имел дела с трупами. Никогда их даже не видел, только на похоронах, но уже в гробах и чистенькими.
– Потом блеванешь, – рычит Гэри, – если кто проедет, нам обоим пиздец. Хватай его за ноги.
– Думаешь, сейчас легко держаться?
– Ну так блюй на него. Только тащи.
Размеренно дыша и отказываясь впадать в истерику, Джек опускается к ногам диббла и пытается обхватить их негнущимися пальцами. Гэри пыхтит и просовывает тому руки подмышками, тянет на себя.
Из Джека сейчас херовый помощник: Гэри словно их обоих тащит, пока он борется с тошнотой и темнотой в глазах. Но когда вдали на дороге проявляется свет фар, они уже утаскивают диббла с проезжей части и заносят на траву позади тачки.
– Посмотри кто. – Гэри тихо опускает тело на землю и пригибается.
Джек, наоборот, выпрямляется и делает пару шагов к «Альфа-Ромео», пытаясь по приближающемуся свету понять, что за машина едет. Наконец становятся заметны не только сами очертания седана, но и фигуры людей внутри.
– Свои, – выдыхает он.
Гэри тут же оказывается позади него. Леон проезжает чуть вперед и паркуется на обочине. Не проходит и секунды, как он выпрыгивает из машины и несется к ним, Тыковка бежит следом.
– Какого… – Леон вступает в лужу крови. – Какого ебаного хуя вы тут натворили?
Блэкаут-шторы медленно закрываются, погружая комнату в темноту, такую же, какая сейчас клубится внутри Джека. Он нажимает кнопку у кровати, и они раздвигаются, пропуская свет. Еще одно нажатие, теперь другой кнопки, – тьма.
Джек переворачивается на живот и утыкается носом в подушку. Воскресенье.
Сегодня придется встать с постели: он обещал Леону приехать. Было бы стремно потерять не только Флоренс, но и работу. Хотя… на кой черт ему работа? И зачем вообще оставаться в Нью-Йорке?
Забавный факт: он херовый и бойфренд, и финансист. Половину того, о чем просит Леон, приходится гуглить, и даже тогда он не с первого раза соображает, что делать. Уже повод его выгнать, не считая бесконечных косяков в отчетах.
Акционер Джек Эдвардс готов уволить финансового директора Джека Эдвардса без выходного пособия. Чертова ирония ситуации не забавляет, а бесит.
Может, Леон не будет тратить время на то, чтобы делать его работу? Рисовать срез дня, ставить приоритеты, пытаться помочь ему и компании… Нахер все. Единственное, в чем Джек мог бы разбираться, займись он этим, – искусство. Несколько месяцев с Флоренс это только подтвердили.
С ума сойти, у него было несколько месяцев абсолютного счастья. Лучшая девушка в мире спала с ним в этой кровати, на соседней подушке. А он был долбоебом, который считал, что это будет длиться вечно. Цеплялся за изначально провальную идею дружбы с привилегиями, а Флоренс оказалась умнее. Быстро раскусила его чувства, двумя пальцами, как арахисовую скорлупу.
Сразу было понятно: она не примет. Такая девушка… Нет, ей не место рядом с отбросом, который даже в плечо дибблу попасть не смог.
Джек подгребает под себя подушку и вытирает лицо наволочкой. Сопляк, все что может – это рыдать в собственной спальне. Хотя с пятницы слезы уже должны были закончиться, но он недооценил свой организм: не ест и не пьет вторые сутки, а тот все равно находит воду на чертовы слезы.