– Потому что все понятно заранее. Цели, границы, на что мы оба можем рассчитывать. Контракт помогает избежать ненужных ожиданий…
– И претензий, – перебивает он.
– Именно. Всегда думал, что у нас одинаковые взгляды на отношения. Подходы разные, но мы оба никогда не доверяли всеобщей идиотской концепции, которую продает нам общество.
– Ты сейчас про любовь?
– Единение душ и прочую дребедень, да. – Леон отходит к кухне.
– Так и было, брат, – признает Джек, – я не верил, что все это существует.
– Что изменилось?
– Просто встретил Флоренс. Она настоящая, понимаешь? Живая, искренняя, умная, а еще она видит все так же, как я.
Он прикрывает глаза, и ее образ снова всплывает в памяти.
– Не представляю, как без нее дальше быть. У меня будто свет в жизни забрали, вместе с красками. Работаю допоздна, домой ехать не хочу – там без нее пусто. Раньше просыпался от кошмаров, а теперь – потому что во сне ищу ее руками. А ее нет. И в момент, когда я это понимаю, мне… больно, почти физически.
– Не спрашивай, откуда я узнал, – предупреждает Леон. – Но ей тоже плохо. Она несколько дней не появлялась на работе.
Первое, что хочет спросить Джек, – кто ему доложил, но этот вопрос приходится проглотить. В голове всплывает еще десяток других: все ли в порядке с ее здоровьем? Как она сейчас? Как ей помочь?
– Надеюсь, сейчас ей легче, – отвечает он.
– Ты идиот? Я пытаюсь объяснить, что она тоже к тебе неравнодушна.
– Не давай мне надежду, – Джек невольно сжимает кулаки, – пожалуйста.
– Я, нахер, не понимаю, – раздраженно швыряет бутылки в ведро Леон. – Вы любите друг друга. Сложно кому-нибудь из вас позвонить и сказать это?
– Намного сложнее, чем ты думаешь.
– Твою мать… Надеюсь, что меня такое не коснется. Не хотелось бы так же стоять, искать причины, почему нет. Это вместо способов, чтобы было да.
– Ладно! – Джек находит посреди дивана свой телефон. – Вот, смотри. Пропущенные: Энви, Марта, Фарид…
Он застывает на месте, увидев родное имя на экране. Один пропущенный, еще днем. Господи, зачем он, дурак, выключил звук?
– Она звонила.
– Вот видишь, – закатывает глаза Леон.
– Сейчас поздно ей перезванивать, да?
– Первый час? Я бы не рисковал.
– Я наберу завтра утром, – обещает имени на экране Джек. – Перед нашей встречей.
– Гэри еще не в курсе?
– Нет, ты что. Мне нужно, – он убирает телефон, – сначала самому разобраться. Если мы сможем договориться, я сам ему все расскажу.
– Тогда до завтра, Ромео.
– Точно, – бездумно кивает Джек, поворачиваясь к выходу, – до завтра.
Звонила! Даже если это ничего не значит для их отношений и Флоренс хотела просто забрать свои вещи или еще что-нибудь, он все равно услышит ее голос. И это единственное, что ему нужно, чтобы снова жить.
Внизу Джек вызывает «Убер», но продолжает пялиться на ее имя на экране. Четыре часа дня – что у нее произошло? Вдруг важное, а он пропустил? Или он был ей нужен именно в это время, а сейчас – уже нет?
Стоит выключить мнительную школьницу. Завтра он перезвонит ей и все узнает, что бы там ни было. Главное – сегодня вообще уснуть.
Телефон в руках вибрирует, и сверху имени Флоренс вылезает сообщение от Рендалла.
«У меня для тебя новый боец».
Глава 46
– Поставь собаку на место. Сальма, ты слышишь меня? Отпусти собаку, у нее голова болит.
Строгий материнский голос Паломы в трубке заставляет Флоренс улыбнуться. Их разговор немного отвлекает от мрачных мыслей, которые роятся в голове с самого утра. Сначала Моника позвонила, сказала, что ей нужна помощь: с картинами Бена возникла какая-то проблема, но она даже не смогла объяснить ее суть. У нее до сих пор не собраны вещи – а переезд уже завтра. В конце концов, Джек…
– Прости, Флор, они сегодня невыносимы, – возвращается к ней Палома. – Так и что ты говорила?
– Вчера я позвонила Джеку.
– Как хорошо, – улыбается та, – что он сказал?
– Он не взял трубку. И не перезвонил. Мне кажется, я его сильно обидела.
– Ты разве не говорила, что он много работает? – осторожно произносит Палома. – Может, был занят?
– У тебя всегда такие оптимистичные причины, – усмехается Флоренс. – А что, если нет и он просто не хочет со мной говорить?
Тишина в трубке становится тягучей. Озвучить свой страх оказалось легко, но проще от этого почему-то не стало. Камень, лежащий на душе невыносимой ношей, не сдвигается, что бы она ни делала.
Флоренс сворачивает на парковку рядом с галереей.
– Когда он признался тебе в любви, – нарушает тишину Палома, – что ты ответила?
– Не помню. Я была в таком шоке, совсем не могла думать.
– Ты сказала ему, что любишь?
– Это же очевидно, – морщится Флоренс. – Я предложила встречаться. Считай, навязала ему отношения.
– Ты сказала «Я тоже люблю тебя»?
– Нет.
– Мне кажется, это и есть то, что ему нужно узнать. Карлос!
В трубке слышится жуткий грохот, и речь Паломы превращается в отборную испанскую брань.
– Флор, прости… Я перезвоню.