Ей нравилось быть вместе с ним, таким взрослым, таким надежным и нежно её любящим.
Дома за окном застывают.
В его квартире прохладно и светло даже в сумерки. Просторная, двухкомнатная, в которой живет он один. Белые стены, белый паркет. Только яркие пятна картин, которых Ася не понимала, но которыми восхищалась, потому что восхищался он.
В кухне за круглым столом со стеклянной столешницей они говорят о планах на июль, пьют красное вино и едят заказанную по пути курицу. Он улыбается немного смущенно, признается, что готовит ужасно. А когда роняет, что утром готовить придется ей, Ася вздрагивает и опускает голову.
Вечер медленно перетекает в ночь. Она лежит под одеялом в спальне, постоянно одергивая пижаму. Такая глупая детская пижама – просторная майка с рукавом и шортики – лавандовая с маленькими пандами. А под ней купленный вчера белый комплект. Кружево неприятно покалывает кожу под грудью.
Он выходит из ванной в домашних светлых штанах, без рубашки. Ася несмело скользит взглядом по обнаженному торсу и крепко сжимает в кулак край шорт под одеялом. Не хочется показывать ему своё смущение. Он оставляет только слабый свет ночника и садится на край кровати с её стороны.
Ася сгибает ноги в колени, отводит их в бок, как бы разрешая ему приблизиться. По телу бегут мурашки от прикосновения к холодной простыне. Она заправляет за ухо и так аккуратно лежавшую прядь.
Он и правда приближается. Сначала садится ближе, потом, опершись одной рукой о кровать, наклоняется к её лицу. Очень медленно. Она поднимает взгляд. Смотреть на него, не открываясь, сложно, но она себя заставляет.
Вот сейчас это случится.
Когда между их лицами остаётся не больше пары сантиметров, она повторяет мысленно: «Сейчас. Вот сейчас это случится». Прикрывает глаза, прислушиваясь не к пульсирующему в груди страху, а к мурашкам, бегающим по коже. Почувствовав его пальцы на подбородке, Ася чуть-чуть приоткрывает губы.
Ничего нет.
Когда он проводит языком по нижней губе, она с ужасом понимает, что что-то идёт не так. Углубляющийся поцелуй хочется сразу прервать. Она ничего не чувствует. Нет фейерверков в голове, не пропадает неловкость. Нет желания продолжать.
«Я его не люблю».
Мысль так очевидна и проста, что становится больно от того, что она не пришла в голову раньше. Раньше, чем она села к нему в машину. Раньше, чем она оказалась в его постели. Раньше, чем его рука скользнула от подбородка к шее, потом по ключице к плечу и подцепила бретельку под майкой с пандами. А вторая гладит спину, заставляя выгибаться навстречу. И вводить в заблуждение, как думает Ася.
Она не хочет.
Ей неприятно.
Она не любит.
Но сказать об этом Ася боится. Ей кажется, что она обидит его, а он такой добрый, такой хороший. Что она поступит неправильно. Ей просто нужно потерпеть, потому что она уже дала беззвучное согласие на всё, когда садилась в машину. И потом… ведь она может и ошибаться. Вдруг ей кажется, что ничто в груди не трепещет. Вдруг ей страшно и неприятно просто потому, что в первый раз. Она не хочет его обидеть, не хочет нарушать данное слово. Она сама согласилась. Отталкивать его сейчас будет так некрасиво…
Он же так осторожен с ней. Так нежно целует шею, так аккуратно касается её тела, проводит, откинув одеяло, по ноге – от лодыжки и вверх, к краю коротких шорт. Она старается сосредоточиться на его действиях, превратить его тепло в желание, почувствовать жар внизу живота и представить, что этого достаточно…
Но когда его рука вдруг тянется вверх по позвоночнику к застежке топа, она вздрагивает и зажмуривается.
– Всё в порядке? – замерев, шепчет он, по-прежнему склоненный к её шее.
Ася отвечает быстрым кивком и случайно вырвавшимся жалобным писком.
Он останавливается.
Утром она и правда готовит завтрак, старается не разбудить его, спящего в гостиной на диване. Со щёк не уходит болезненный румянец. Она, наверное, так сильно его обидела. Не нужно было приезжать, поддаваться легкомыслию и порыву.
Ей хочется домой. Она лихорадочно подбирает слова и фразы, которыми попрощается. Скажет, что доедет сама, не нужно беспокоиться. Скажет, что всё хорошо и она позвонит позже… Только сейчас непонятно, захочется ли звонить.
Он появляется в кухне так неожиданно, что Ася крупно вздрагивает от звука его голоса. Тихого, всё ещё полусонного. Её собственный голос больше похож на писк. Ей как будто не хватает дыхания – а на самом деле решимости – сказать что-то громко. Она с натянутой улыбкой и искренним переживанием спрашивает, не разбудила ли. В ответ он качает головой.
За завтраком Ася больше молчит и смотрит в тарелку. Есть не хочется совсем. Она старается казаться весёлой, старается живо ему отвечать, но каждое слово отдается в груди волной стыда. Теперь ей кажется, что она врёт ему. Врёт и врала постоянно, во время всех встреч, разговоров, касаний. Почему она не поняла раньше, что чувствует к нему что-то другое?
«Это не любовь, Ася»
Она слышит голос мальчика, влюбленного в неё с девятого класса, и вздрагивает.
– Ася, – его голос мягкий, вкрадчивый. Он не заслуживает такого обмана с её стороны, – всё хорошо.