Чуж чуженин (СИ)

Поняв, что покоя ему не видать, Нелюб шумно выдохнул и устало повернулся к девушке.

— А что я должен был сказать? Правду? Что ты — сбежавшая княжна, запутавшаяся в женихах?

Мстиша высокомерно хмыкнула.

— Что мы с тобой просто попутчики, вот что!

Тут уже пришла очередь Нелюба усмехаться.

— Тогда на тебя первую станут косо смотреть. Где это видано, девушке одной в дорогу пускаться, да ещё и по пути со всякими бродягами вроде меня путаться? А коли пристанет кто? На мужнюю прежде чем заглядываться, десять раз подумают.

— Оберегаешь меня, значит, — самодовольно заметила Мстислава.

— Просто хочу спокойно до дома добраться, — возразил помытчик и зевнул в кулак. — И косу от греха подальше под платок убери, как и полагается доброй жене.

— Вот ещё, — фыркнула Мстиша. В соображениях зазимца был здравый смысл, но она не могла перебороть упрямства и желания сделать ему наперекор. — Скажусь твоей сестрой.

— Ладно, — снова поворачиваясь на бок, неожиданно легко согласился Нелюб, — тогда дорогой кто посватается, за мной дело не станет. Выдам сестрицу за первого встречного.

Мстислава обиженно засопела. Сил огрызаться не было. От усталости она едва держалась на ногах, но забираться под зловонный кожух было противно. Несколько мгновений княжна боролась с собой, мешкая. Мстиша поймала себя на мысли, что скорее бы предпочла ночевать под ставшим привычным плащом помытчика, но на него нынче рассчитывать не приходилось.

Сдавшись, с горестным вздохом девушка полезла на сеновал. Жёсткие травинки кололи кожу, но овчина оказалась тёплой и даже уютной. Поворочавшись, Мстислава нащупала за пазухой нитку бус и, не давая себе времени передумать, быстро защёлкнула замок на шее. Ожерелье привычно легло на ключицы, и Мстиша закрыла глаза. Может, хотя бы во сне она увидит любимого.

11. Дубовые иглы, вязовые нити.

Мстислава спала плохо. Непогода усилилась, и если раньше княжна бы сладко нежилась под куньим одеялом, убаюканная мерной дождевой дробью, то теперь она с беспокойством думала о предстоящей дороге.

Даже ночью хлев был наполнен множеством мешавших спать звуков. Печально вздыхала корова, ссорились спросонья курицы, в ожидании корма нетерпеливо фыркала лошадь.

Мстиша окончательно проснулась, когда, держа горящую лучину в зубах, в скотник с двумя вёдрами вошла большуха. Плеск пойла, тихое ворчание старухи, а потом и упругий стук молочной струи о пустой подойник заставили Мстиславу недовольно открыть глаза. Повернувшись, она с удивлением обнаружила, что помытчик тоже не спал. Он лежал на спине, закинув руки за голову и, бездумно глядя в потолок, пожёвывал соломинку.

Заметив шевеление Мстиславы, Нелюб скосил на неё глаза. Но, видно, протекающая крыша занимала его сильнее, потому что зазимец сразу отвёл скучный взгляд обратно. Мстиша хмыкнула и села, скидывая с себя кожух. Как же ей надоела бесприютная жизнь и изо льда вырубленный Нелюб! Смирившись с судьбой, Мстислава хотела поскорее добраться до Зазимья. Во всяком случае там её будет ждать не тёмная изба, а княжеские хоромы, слуги, вкусная еда и добрая одежда.

— Пойдём, — коротко бросила Мстиша, едва глянув в сторону зазимца, и принялась спускаться вниз.

К удивлению девушки, Нелюб покорно последовал за ней. По пути он радушно поздоровался с хозяйкой, без слов подхватив тяжёлое ведро.

— Сейчас яичню сжарю, — улыбнулась зазимцу Томила и осеклась, встретившись с мрачным взглядом Мстиславы. — Как спалось, милая?

Мстиша скрежетнула зубами и, не удостаивая большуху ответом, направилась в избу. Все, кроме хозяина, ещё спали, и Мстислава уселась на лавке.

— Вот, дочка, — с всё той же обезоруживающей добротой проговорил старик и протянул княжне белые, пахнущие лыком лапти. — Твои-то совсем поизносились.

????????????

Они вышли сразу после завтрака, и Мстиславу не покидало неприятное чувство, что тёплые слова прощания, обращённые к ним обоим, звучали на самом деле для одного Нелюба.

Новая обувь вязла в расхлябавшейся дороге, и, стараясь обойти грязь по траве, Мстиша почти сразу насквозь промочила ноги. С реки наползал туман, и занимавшееся серое утро не сулило лёгкого пути.

Мстишу раздражало всё: усталость, навалившаяся после первой же пройдённой версты, мигом отсыревшая одежда, мошки, вившиеся у лица, Бердяй, горделиво дремлющий на луке седла и больше неё напоминающий особу княжеских кровей, и сильнее остального — молчаливый, невозмутимый, никогда не жалующийся Нелюб.

— Слава Богине, ушли наконец из этого хлева, — пробурчала Мстиша себе под нос, но так, чтобы зазимец мог расслышать.

Нелюб отказывался замечать подначку и продолжал безмолвно шагать.

— Старик ещё ничего, — не унималась Мстислава, глядя на новые лапти, — а вот старуха — сущая ведьма. Смотрела меня, будто со свету сжить хотела.

— Не хотел бы я слышать, что ты про меня станешь потом кому-то сказывать, — усмехнулся зазимец. — От тебя доброго слова ждать, что летом снега.

— Вот и неправда, — возмутилась Мстислава. — Меня все любят, а эта с самого начала взъелась.

— Может, будь ты полюбезнее, и на тебя бы теплее поглядывали?