Чужая

Вскоре начали привозить раненых. Изодранных, с загнанными взглядами, с диким выражением лиц, и я бросилась помогать. Ведь Фэй многому научила меня, когда я была маленькой. Я часто оставалась с ней и впитывала знания. Да, у меня был этот талант — все запоминать, просто фотографическая память. Я связывала ее с немотой. Ведь когда человек теряет одну из природных способностей, обостряются другие. Там, в прошлом, я использовала эти знания и поплатилась за них.

Еще никогда не видела Влада настолько взбешенным. Он запретил даже приближаться. Словно выстраивая между нами ту грань, за которую мне никогда не переступить. Отделяя нас друг от друга. Они — это высшая каста, а я чужая.

Я знала, что он мог сделать то, о чем я попросила, но не захотел.

Возможно, я недостойна испробовать крови Короля. А я ненавидела свою беспомощность. Всю жизнь, живя рядом с Мстиславом, я ждала. Того самого дня, когда они примут решение и я стану одной из них. Я даже не допускала мысли, что может быть иначе. Я слышала, как Мстислав говорил об этом с Дианой. Только они колебались, а я ни секунды не сомневалась. И дело не в бессмертии и способностях, просто я хотела быть с ними, стать частью этого мира. Я знала о них настолько много, насколько они даже не могли себе представить. Я впитывала тогда как губка любую информацию. У меня было одно дикое желание — не быть чужой. Не быть той, которую рано или поздно можно выкинуть за борт даже с самыми благими намерениями.

Я села на широкую постель и громко выдохнула, осмотрелась по сторонам. Никогда раньше не была в его спальне. В кабинете, библиотеке, а в спальне никогда.

Слишком просто, никакой вычурности. Словно он здесь и не бывает. Все начищено до блеска, ни пылинки. На стене картины, плотно задернуты шторы, ноги утопают в пушистом ковре. Я откинулась на спину и закрыла глаза.

Если бы хоть когда-нибудь я оказалась в этой спальне по иной причине. Щеки вспыхнули, и сердце забилось быстрее. Перевернулась на живот и легла на подушку. Она сохранила запах его волос. Значит, иногда он все же бывает здесь, я обняла перину и вдруг, что-то нащупала под ней, выдернула руку, и сердце болезненно сжалось. Это фотография женщины и я знала, кто она. Все знали.

Значит, настолько сильно любил? Я рассматривала красивое лицо, бирюзовые глаза, завитки рыжих волос и невольно сравнивала с собой. Куда мне до нее? Здесь такая красота, женственность, порода… и я — пигалица белобрысая, со странным цветом глаз и волос, кроме того, слишком молодая и глупая, чтобы тягаться с этой соперницей, пусть и мертвой. Я еще не осознала, что такое ревность в полной мере, но, кажется, сейчас это была самая настоящая отрава. В глазах той, кого уже нет среди живых и, тем не менее, она живет в его сердце. Что может быть хуже этого? Мертвые сильнее живых — о них помнят только хорошее. О них дико тоскуют и мечтают вернуть. Кто может тягаться с мечтой?

Еще несколько минут смотрела на снимок и сунула обратно под подушку. Резко встала с постели и решительно пошла к двери. Я не ребенок. Мне нельзя что-то запрещать и решать за меня. Прошли те времена, когда я слушалась их всех. Я тоже изменилась, я видела достаточно за свою короткую жизнь и докажу, что могу быть полезной, а не обузой.

Толкнула дверь ладонью и быстро спустилась по ступеням вниз.

Я зашла на кухню. Здесь раньше был шкафчик Фэй со снадобьями и мазями. Когда-то я играла с этими баночками, а потом, когда выросла, дотошно расспрашивала ее о назначении каждой из них. Прошли годы, а я все еще помнила, что она мне говорила, когда снова расставляла их на полке. Если судить из слов Влада, то исчезла я всего несколько дней назад, это для меня прошло шесть лет, а для них нет. Я открыла шкафчик, безошибочно взяла несколько коробок и аптечку Фэй, решительно пошла по коридору.

Скорее всего, раненых разместили в библиотеке, как во временном госпитале, потому что это самая большая комната в доме.