— Мы за козами идем, — сдержанно произнес Михаил. — Зашел поблагодарить, лично. Марусе хочу показать озеро.
— Агась. Никуда твои козы не убегут, а озеро тем более.
Василиса гостеприимно распахнула калитку, Маша потянула Михаила за рукав.
— Я хочу послушать, как все было.
— Может, не надо? — Он посмотрел на нее чуть ли ни жалобно.
— Надо, Миша, надо, — хихикнула она.
— Маш, накось, держи. — Василиса насыпала ей полные ладони синей ягоды. — Жимолость это. Ешь, тебе полезно.
Маша закинула в рот сладко-кислую ягодку.
— Мишаня у нас вообще непьющий, — стрельнула глазами в сторону Михаила Василиса. — Бывает, придет, пропустит стопочку-две с моим охламоном. А так даже на рыбалке не пьет, рыбу ловит. Представляешь?
Маша на всякий случай кивнула. Толик не пил и рыбу не ловил, поэтому о мужском рыболовецком коварстве она не знала.
— А вчера назюзюкался, — охотно рассказывала Василиса, — в хлам. Я его даже домой не пустила, здесь, на веранде постелила. Храпел так, что стекла дрожали.
— Василиса… — попытался перебить ее Михаил.
— А чо? — захихикала та. — Внучата мои даже на телефон записали, дачников пугать.
Михаил побагровел, Маша одарила его сочувственным взглядом, но ничего не сказала.
— Так вот, поутру, как храп прекратился, я поначалу обрадовалась, а потом чуть со страху не померла. Вваливается, значит, Мишаня в спаленку, да прямиком в шкаф. У нас там платяной стоит, старый, большой, бабкин еще. Дверцу, значится, открыл, внутрь шагнул…
— Не было этого! — процедил Михаил.
— А вот и было!
— Еще скажи, что на телефон сняла!
— От не догадалась. С перепугу-то.
— И что я в шкафу делал?
— Сортир искал.
Несмотря на ужас в глазах Михаила, Маша не смогла сдержать смех. Она представила, как он ломится в шкаф, и обидно захихикала.
— Н-нашел? — заикаясь, поинтересовался он.
— Ты, Мишаня, пьяный дурной, но не буйный, — ответила Василиса. — Я тебя в нужном направлении пнула — ты и пошел.
— А потом? — спросила Маша. — Потом что?
— Рассвело уж, он домой подался. Да мне чет неспокойно было, следом пошла. И хорошо, что пошла! Сидит Мишаня в загоне с козами и в любви им объясняется. Вернее, одной козе.
— Не было такого! — возмутился Михаил.
— Было! — отрезала Василиса. — Козы-то сонные, их и доить рано, а он, значит, сидит на корыте, Машку за шею обнимает и причитает, мол, хорошая ты баба, Маруся, очень ты мне нравишься.
— Машку?
Тут уж Маша немного смутилась. А на Михаила и вовсе больно смотреть: покраснел, как вареный рак, а если бы взглядом можно было испепелить, Василиса давно осыпалась бы кучкой пепла. Однако она, весьма довольная произведенным эффектом, продолжила рассказывать о похождениях Михаила, которые закончились на Машиной клумбе.
— Да почему там? — Маша доела ягоду и вытерла выступившие от смеха слезы.
— А он проверить хотел, сердешный, не пора ли твои цветочки поливать. Там его и сморило. А я умаялась за ним бегать — то топор отбирать надо, то шланг. Коз подоила, на выгул вывела, а он уж на клумбе храпел.
— Так я недолго на земле спал? — Михаил хмуро смотрел куда-то вдаль.
— А что, спину прихватило? — Василиса перестала смеяться. — Недолго. Я ж, как с козами управилась, обратно пришла, да Маша вернулась, разбудила тебя.
— Вроде не прихватило.
— А давай я тебе мазь дам, — всполошилась Василиса. — Маш, разотри его, для профилактики. Я сейчас.
Она метнулась в дом, быстро вернулась и вручила Маше баночку с мазью.
— Тут травы, пчелиный яд, и все на смальце. Разотри, теплым укутай. К утру как новенький будет.
— Спасибо, — поблагодарила Маша, — непременно разотру.
— Дай сюда. — Михаил отобрал у нее банку и спрятал в сумку, которую нес через плечо. — Василиса, ты закончила?
— Да вроде, — хитро улыбнулась та.
— Ну так мы пошли. Спасибо еще раз, за коз.
Он буквально выволок Машу на улицу, но там отпустил. И шел молча, а лицо постепенно обретало обычный оттенок, только желваки гуляли по скулам.
— Ми-и-иш… — тихонько позвала Маша. — Миша-а-а…
— Что? — просил он, не поворачивая головы.
— Да не обижайся ты. Она ж не со зла. Правда, смешно вышло.
— Смех продлевает жизнь, — процедил Михаил.
— Миш, ерунда. Посмеялись и забыли. Мне вот теперь тебя больше жалко, чем цветы. Правда, не застудился ли?
Михаил споткнулся, как показалось Маше, на ровном месте, остановился и посмотрел на нее с удивлением.
— Добрая ты, Марусь… — произнес он задумчиво. — Вон та же Василиса за свой цветник поедом бы Петровича съела.
— А я к нему душой прикипеть не успела, — улыбнулась Маша, — к цветнику. Помнишь мультик про Простоквашино? «Я тебя выбираю, я тебя уже давно знаю, а этого кота впервые вижу».
Лицо у Михаила вытянулось, он хотел что-то сказать, но передумал, махнул рукой и двинулся вперед.
Деревня осталась позади, они шли по проселочной дороге, с одной стороны от которой тянулся лес, с другой — кукурузное поле.
Михаил отказывался понимать Марусю. Может, она фея из волшебной сказки? Его жизненный опыт говорил о том, что женщины — коварные существа. Они злопамятны и сварливы, они почти не умеют прощать. А Маруся, видимо, ангел, посланный ему непонятно за какие заслуги.