Чужая гостья

Телефон-то нашли за минуту, но назвать адрес дачи Голуковичей Жанна затруднилась.

– Я, наверное, смогу показать это место, – неуверенно проговорила она. – Хоть и времени много прошло, но попробую…

– Сейчас за вами заедут, будьте готовы, – буркнул Сергей Алексеевич. – Жанна, речь идет о жизни и смерти вашей знакомой, Марьяны Карелиной, я прошу, будьте максимально собранны.

На том конце провода всхлипнули.

Телефон Голуковичей нашли еще до того, как опера успели доехать до дома Жанны. На вопрос Сергея Алексеевича мама погибшего Семена рассказала, что дачу деда продали несколько лет назад. Фамилию человека она, правда, не помнит. Не Третьяков случайно? Ах да, точно, Третьяков… С дачей все было ясно. Миша решил быть поближе к захоронению, боялся, что с годами его могут обнаружить.

– Нам потребуется группа захвата, – продолжал отдавать распоряжения Поповкин, – и пусть вызовут сапера. А то неизвестно, что там на уме у нашего народного умельца. Свяжитесь с местной полицией, они смогут быть на месте раньше нас, сейчас это важно…

Винить некого, она сама виновата во всем. Зачем она сбежала от Ильи и его помощника? Какой черт понес ее в город? Что и кому она хотела доказать? Что она взрослая девочка и все происходящее – ее личное дело, с которым ей нужно разобраться самой? Ну не смешно ли? Лежи теперь, разбирайся. Маша прикусила губу, слизала кровь. Она была бессильна и беспомощна, и очень боялась. Но даже не смерти, ее приближение она еще не успела почувствовать, а боялась не успеть додумать какую-то важную мысль. Не успеть что-то важное понять. Ответить себе на какой-то важный вопрос. Например, на этот. Как могла она, такая разумная, такая сосредоточенная, такая целеустремленная, вот так бездарно пустить под откос правильно выстроенную, грамотно собранную жизнь? Когда и в чем она допустила ошибку? Чего вовремя не разглядела, не увидела? И тут Машу осенила неприятная догадка: а пыталась ли она вообще увидеть что-то или кого-то, кроме себя самой? Почему она решила, что ее жизнь, например, может таить в себе какие-то скрытые угрозы и опасности, а Улина – нет? Потому что она, Маша, цельный и деятельный человек, а Ульяна всего лишь бабочка, которой ничто не может угрожать, потому она никому не нужна? Конечно, таков был замысел Михаила, который он усиленно внедрял в ее сознание, но она ведь легко поддалась этому внушению, не так ли? Как она могла быть настолько слепой, чтобы не понять человека, с которым общалась долгие годы, жила супружеской жизнью? Миша, Мишель… Такой талантливый, такой застенчивый, может быть, чуточку занудный, может быть, слишком правильный. Все эти годы в нем полыхал пожар, он горел в огне, сжираемый неутоленной до конца любовью, ревностью, тяжестью вины, а она ничего не видела, не замечала. Как она могла не распознать в Руслане никчемного, пустого хлыща, как могла бросить к его ногам свой растоптанный в его честь брак? Оказывается, могла. Но не потому, что была слепа. Она была такой, какой ей удобно было быть. Не видящей. Не желающей видеть. Потому что в жизни Марьяны Карелиной главным человеком всегда была Марьяна Карелина. Даже когда рядом были близкие, центром вселенной были не они, а ее, Машины, принципы, цели, желания, прихоти, если уж на то пошло… Она не видела Мишиных страданий, потому что не хотела их видеть. Она предпочитала ничего о них не знать, чтобы не тратить свои душевные силы на переживание чужих эмоций. Разве не так, Маша? Теперь, когда смерть перестала быть игрой, превратившись в реальность, дай себе честный ответ. Во имя кого, во имя чего ты жила, Маша? Деньги, репутация, успех… Вся эта чертова туфта, которую ты считала смыслом жизни, для чего все это было? Чему послужило? Тому, что ты перестала видеть людей, чувствовать их боль? Перестала любить и так и не стала по-настоящему любимой? Ты, Маша, получаешь то, что заслужила. Пустоту.

Страшная, неугасимая Мишина ненависть – плод многолетней борьбы. Борьбы между любовью и болью, которую ты ему причинила. Причинила и не заметила, не пожелала заметить.

Вот и все. Жизнь уходит нелепо и бессмысленно, и нет никакой возможности исправить конец истории. Какой глупый, какой бездарный сценарий ты написала себе, Марьяна Юрьевна. Долбаная пиарщица, пустая, ледяная дура.

Миша чем-то громыхал, до Маши доносился шум закрываемых окон, переставляемой зачем-то мебели. Потом он появился рядом, сел на краешек кровати, он него сильно разило спиртным.

– Ничего не бойся, просто попытайся заснуть, ладно? – сказал он.

– Не прикасайся ко мне! – выкрикнула, давясь бессильными слезами, Марьяна.

– Я и не думал, – запротестовал Михаил, поднимая руки, – я не собирался тебя трогать. Я просто лягу рядом. Не прикасаясь к тебе.

Маша что-то промычала, сама не зная что, дернулась к нему, но Миша отвернулся, плечи его вздрагивали.