– Да нигде! – выпалила Марьяна. – Сделала заказ и решила пройтись, через 15 минут вернулась – на стойке не было пакета с моей едой, я спросила у какого-то мальчика, где, мол, мои роллы, он сказал: уже скоро. Я его обругала и ушла. Пришла еще через несколько минут, все было уже готово. Я не засекала время, думала о работе, о том, что творится на канале, я же рассказывала тебе, что за денек тогда выдался. Я думала, понимаешь? Я была в себе. Но как я им это объясню?
– Они сами поймут, – уверенно сказал Миша. – Пошли ужинать, потом поговорим.
Со страшного дня смерти Ульяны Миша прочно обосновался в Машиной квартире. Сопровождать себя повсюду Марьяна ему, конечно, не позволяла, например, сегодня она находилась на попечении водителя. Он возил ее днем в больницу, и сейчас из следственного управления ее привез он же, он же проводил до самой входной двери. Такова была инструкция, которую водитель получил от Михаила. А если бы не было водителя, то рядом находился бы первый муж – одной Марьяне выходить запрещалось.
Рагу оказалось очень вкусным, в меру острым, именно таким, как любила Маша, и сейчас, когда она смотрела на такого уютного и домашнего Мишу, ей казалось, что не было тех лет умопомрачения, когда она бессовестно бросила его и вышла замуж за Руслана, пустого и никчемного человека. Сейчас ей было так стыдно, что иногда щипало в глазах и очень хотелось попросить у Миши прощения. За ее подлое предательство и за все, что ему пришлось в связи с этим пережить. Марьяна обдумывала правильные слова и пока никак не могла решиться. Когда-то она обязательно скажет, что очень жалеет обо всем, что сотворила. Она чувствует, что Миша по-прежнему любит ее, хотя, возможно, и не простил.
– Ты собираешься подавать на развод? – спросил Миша, не отрываясь от тарелки. – Только ты пойми меня правильно. Я не пытаюсь руководить твоими поступками и уж тем более вмешиваться в твою личную жизнь. Но ты мне говорила, что у вас вроде бы все кончено, так?
– Да, я же говорила тебе, ничего не изменилось, – подтвердила Марьяна. – Между нами ничего нет, и никакое возобновление отношений невозможно.
– Тогда почему ты не разводишься?
– Не знаю, – пожала плечами она. – Вначале я ему звонила и хотела потребовать сходить в ЗАГС, но он перестал брать трубку, а потом, видимо, внес мой номер в черный список. В такой ситуации, чтобы развестись, надо подать в суд. Надо знать его точный адрес, куда повестку отправлять. В общем, невелика сложность, конечно, но тоже время нужно. А его у меня никогда нет. Ну и, в общем, я просто забыла.
– Я завел разговор об этом не просто так, Маша. – Михаил внимательно посмотрел ей в глаза. – Мы не знаем, кто и почему убил Улю. А если твой Руслан? Если ему нужны были деньги и он решил получить их таким способом? Ведь в случае чего он твой наследник, не забывай об этом.
– Я уже об этом думала, – кивнула Марьяна. – Знаешь что? Я завтра же позвоню знакомому адвокату и попрошу его взять дело о разводе.
– Сегодня позвони, – сказал Миша. – И пусть начинает срочно, пусть Руслан знает, что больше не нужно пытаться. Я боюсь, пойми ты, наконец. Пока убийца не найден, пока он на свободе, он может повторить свою попытку.
– Ты все-таки думаешь, что убить хотели именно меня?
– А ты думаешь, что Улю? Ты всерьез так думаешь? – Миша прищурился, уставившись на бывшую жену в упор. – Сама подумай, кто мог хотеть ее смерти? Зачем? Уля была бабочкой, птичкой колибри. Яркой, нежной, беззаботной и безобидной. Кому она могла помешать? Людей не убивают, как бабочек. Людей убивают, имея на это веские причины. Никто не мог хотеть Улиной смерти.
– Если Уля была бабочкой, кто тогда я? Злая собака, которую убить – святое дело?
– Маш, не надо перевирать мои слова. У тебя не самая мирная профессия. И ты сама далеко не безо-бидная овечка. У тебя наверняка есть враги, и может, даже там, где ты и не думаешь. Поэтому вместо того, чтобы огрызаться, иди и звони адвокату.
Марьяна позвонила знакомому юристу, обо всем договорилась, подчеркнув, что дело не терпит отлагательств, и Миша сразу потеплел. Поздним вечером, когда от работы с документами у Марьяны уже рябило в глазах, Миша позвал ее пить чай. В гостиной был сервирован столик, на котором красовалось блюдо с голубикой, вкусно дымились чашки, стояла бутылка французского коньяка. Настроение было по-прежнему безрадостным, и поводов для пиршества никаких, но с Машиных губ не успело соскочить язвительное слово.
– Ты весь вечер работала, – предупредил ее выпад Миша, – такое моральное напряжение, Маш, да еще столько работы… Как бы ты не сорвалась. Надо немного себя пожалеть. Присядь, отдохни.