Чужая гостья

В тот период времени, который интересовал Сергея Алексеевича, было произведено несколько операций по продаже оружия и боеприпасов. Требовалось сузить круг поиска. В принципе сделать это было несложно. Если исходить из того, что преступник захотел исправить свою ошибку, допущенную 17 июля в квартире Марьяны Карелиной, скорее всего, ингредиенты для адской машинки он покупал в период начиная с 17 июля. Оказалось, что у участников группы в делах царил полный порядок, и они без особых сомнений назвали дату и время отпуска интересующего следователя товара. Покупатель пришел к продавцам после просмотра какого-то ролика в «Ютьюбе», который содержал ссылку на сайт в так называемом темном Интернете. Ссылки чередовались, пока не привели покупателя к довольно невинной на первый взгляд переписке. После некоторых переговоров члены группировки назначили покупателю условия и отметили, что тот не пытается ни установить личный контакт, ни каким-то образом персонифицировать продавцов. Сделка была назначена на 27 августа, и в указанный день покупатель приехал в Ростов и забрал свой заказ из подвала дома, предназначенного под снос. Единственный след, который он оставил, – телефон, с которого велись переговоры. Это было немало. Даже не просто немало – Сергей Алексеевич считал, что ему невероятно повезло. И теперь не хотелось терять ни минуты. Кто знает, вдруг именно в эту минуту убийца думает, как исправить вторую из допущенных им ошибок?

– Костя, срочно ищи телефон нашего покупателя тротиловых шашек.

– Неужели есть? – воскликнул Костя Дьяков, оперативник, с которым Сергей Алексеевич работал уже не один год.

– Есть, пиши…

Костя старательно записал номер, еще раз проверил и, ощущая возбуждение, которое всегда охватывало его на последних этапах оперативной работы, побежал оформлять необходимые запросы и совершать прочие формальности.

Чудесное бабье лето располагало к беготне по городу. Установить, кому принадлежит телефон, не составило труда, но глупо было надеяться, что все так просто и клиент вел переговоры с продавцами оружия, пользуясь своей сим-картой и своим мобильником. Так и вышло. Номер был зарегистрирован на некоего Геннадия Эдуардовича Третьякова 1947 года рождения. Однако по адресу регистрации Геннадия Эдуардовича увидеть оказалось невозможно, так как год назад он умер вследствие естественных причин.

Дом, где проживал Геннадий Третьяков, оказался «сталинкой», древней, но очень присмотренной, а двор так и вовсе выглядел старательно ухоженным. Везде были установлены пластиковые стеклопакеты, красовались спутниковые антенны и агрегаты кондиционеров, во дворе были припаркованы довольно приличные автомобили. Публика тут жила чистая, приличная. Хорошо одетые старушки оказались вежливыми и внимательными. И Геннадия Эдуардовича помнили хорошо. Рассказали, что в прошлом году он умер от инсульта, а квартира его отошла единственному сыну от давно распавшегося брака, который живет в Крыму. Квартиру, несмотря на то, что добротная и ухоженная, сын продавал долго, все-таки «вторичка», да в старом доме… Однако в результате продал, месяца два назад туда въехали новые жильцы, безобидные люди – немолодая женщина лет 60, врач-гинеколог, и ее младшая сестра, инвалид-колясочница.

– И что же, Геннадий Эдуардович был совсем одинок? Я слышал, инсульт сейчас хорошо лечится, если вовремя доставить в больницу. Да и не такой уж он старый был…

– Да уж какой старый? 70 лет всего! – воскликнула одна из Костиных собеседниц. – А умер, потому что вовремя в больницу не доставили. Если бы он так долго на полу не пролежал, может быть, и спасли бы.

– Так он совсем-совсем один жил? – удивился Костя. – Ни домработницы, ни женщины какой-то не было? Все-таки не старый еще мужчина.

– Домработницы не было, а женщина имелась, – пояснили ему дворовые сплетницы. – Но она была не из нашего дома и приходила только в гости. Это он у нее жил, Геннадий. Не постоянно, но по большей части. Мы это знаем, потому что сам говорил, спрашивал, кому отдать кое-какие растения. Объяснял, что там, где он живет, уже и так много цветов, просто поставить негде.

– А почему же он был один, когда все это случилось?

Оказалось, в такие подробности бабушки посвящены не были. Подруга жизни у Третьякова имелась, но почему в день, когда ему стало плохо, он оставался дома один и никто в течение дня о нем не спохватился, было неизвестно.

Пришлось усаживаться в кабинет, звонить, делать запросы. Родственников, кроме крымского сына, у Третьякова не было. А с сыном он практически не общался, и тот вспомнил об отце, только когда тот умер. Тело из морга забирал сын, так что документальных свидетельств тому, что у Третьякова имелись другие близкие люди, не оказалось. Кто нашел его и вызвал «Скорую помощь», нигде, ни в каких бумагах отражено не было. Поэтому найти женщину, с которой сожительствовал Геннадий Эдуардович, с ходу не представлялось возможным, нужно было опрашивать каких-то старых друзей и знакомых. Во дворе, по уверениям бабушек, он был вежлив со всеми, но ни с кем не дружил.