Чужая — я (СИ)

Стефан засовывает руки в карманы и запрокидывает голову. Он глубоко дышит, будто собирая все ресурсы для этого разговора. Я слабо улыбаюсь этой картинке: несложно догадаться, почему девчонки сходят по нему с ума. Он классический плохой парень, уязвимый внутри. С личными демонами, на которых так и тянет взглянуть сквозь приоткрытое окошко в эмоциональной броне. Он умеет быть открытым и обаятельным, умеет грубо отталкивать окружающих. И даже я, я — девушка его брата, ничуть на Стефа не похожего по внутреннему содержанию, — не удержалась от искушения сунуть нос в его жизнь.

Для парней — весельчак с самыми потрясающими вечеринками во всем колледже, богатый и безбашенный приятель. Для девчонок — ящик Пандоры, который нельзя не открыть. Но какой Стефан на самом деле — не знает никто вообще. Но, быть может, разгадка в Басе.

— Когда Бас впервые вошел в наш дом, мне было двенадцать, — глухо начинает Стефан, игнорируя то, что им с Нортом обоим было по двенадцать. Это его история, слишком личная, чтобы делить ее с братом. — Его вышвырнули из спецназа после грандиозного скандала с избиением. После многих лет зверских издевательств его жена каким-то образом нашла силы сбежать. Она подала в суд, у нее на руках были доказательства. Она называла Баса не иначе как чудовищем. Бледная тень человека, не представляю, как она нашла в себе силы дать отпор, после многолетних запугиваний. До суда не дошло: за несколько дней до него она свернула шею, когда упала, выходя из душа. В ее крови нашли наркотики, и дело приняло совсем иной оборот. Ничего не напоминает? Доказать вину Баса не смогли, хоть все и понимали, что случилось. В деле не было ни одной улики. Единственный человек, которого эта история не оттолкнула, а восхитила — наш отец. Впервые в его практике очевидного убийцу было не взять никакими средствами.

Таким образом однажды за ужином Бас появился в нашем доме и больше не исчезал. Я прекрасно помню этот день. Я сразу почувствовал, что он другой. Но страшнее то, что он тоже меня почувствовал. Я каждой клеточкой тела ощущал его тяжелый, проникающий под кожу взгляд. — Я вздрагиваю, потому что чувствовала абсолютно то же самое. Неужели… неужели это натура жертвы так отвечает на флюиды агрессора? Мне хочется обернуться к Норту, хочется спросить, чувствовал ли он что-то подобное, ведь если кто и не ассоциируется у меня с виктимностью, то именно он. Но сейчас это неуместно. Сейчас соло Стефана. Максимальная откровенность о самом большом страхе его жизни, которую нельзя спугнуть. — С приобретением Баса отец как будто стал поддаваться его безумию. Если до этого дня Говард Фейрстах держал в руках и тайне свои темные порывы, то потом проникся идеей безнаказанности и перестал бояться чего бы то ни было. Он начал торговать наркотиками, брать взятки, контролировать полицию…

Однажды я собственными глазами видел, как он расплачивался со своими кредиторами Сейди. Они сидели и смотрели, как Бас наяривает ее прямо у бильярдного стола сзади. Как она кричала. На следующий день я подарил Сейди кругосветный тур на два места, чтобы взяла кого-нибудь из подруг в компанию. Пока я вез ее в аэропорт, она не проронила ни слова. Конечно, за это меня избили. Но черта с два я об этом жалею.

Он впивается злым взглядом в Норта, как будто говоря: ты же тоже все это видел, во всем этом участвовал. Как мог ничего не предпринять? И впервые мне хочется отодвинуться от любимого человека подальше. Будто почуяв мой порыв, Норт сильнее сжимает пальцы на моем бедре, и мне остается только опустить глаза.

— Что еще сказать тебе, Шалтай, чтобы помочь? Я не знаю слабостей Баса, кроме его жестокости. Твои невинные друзья не представляют, с чем готовятся столкнуться. Законно Баса не победить — не надейся. Даже если нам каким-то чудом удастся его поймать и обезвредить, отец его вытащит. Я бы не пожалел, если бы сел за убийство. Потому что, может, это единственный способ избавить мир от них с отцом. И единственный шанс избавиться от них — для меня тоже. Если бы не предвыборная кампания… — Кадык на шее Стефа дергается, когда он проглатывает следующие слова, не выпуская их в мир. — Норт сказал, что он вошел в квартиру, где ты живешь, под видом лейтенанта. Видимо, ты каждый раз была там не одна, когда он приходил, не так ли? Иначе ты бы едва ли стояла здесь сейчас. — Он с некоторой болезненностью во взгляде смотрит на меня, закусив губу. Будто ему больно думать о том, что могло со мной случиться. Случиться — потому что он пытался скрывать правду слишком долго. — Мы не можем сегодня облажаться, — наконец, выдает он хрипло.

С этими словами он подходит ко мне и протягивает герметичный мешочек с какой-то белой пылью.

— Вдохнешь — заснешь вместе со всеми, кто будет в комнате, — сообщает он буднично.

Обрывки откровений Стефана кружатся в моей голове, цепляясь за уже известные факты и составляясь в цельные картинки.