Чужая игра для сиротки. Книга2

— Имена смертных. — Владычица фыркает. — Они оскорбляют мой слух и всю Бездну, так что, если не хочешь без причины разбудить кого-то из Привратников — лучше не произноси его вслух.

— Привратников? — Почему-то, как будто это идет из глубины моей памяти, я в первую очередь думаю о Беале, который в ту ночь едва не убил нас с Ноксом.

— Это верные стражи бездны, ее палачи и элитные воины. — Рогатая как будто смакует одну мысль о том, на что способен каждый из них. — Но, для начала, нам нужно придумать тебе новое имя.

— Мне нравится мое.

— Это имя, которое дали тебе бестолковые смертные, оно не будет звучать здесь никогда! — Владычица рявкает так громко, что на полу образовывается еще пара трещин. В предыдущих, где только что кипела лава, теперь, словно уродливые заплатки, медленно застывает черная жижа. — Я буду называть тебя… Ти’Эль — она бы назвала тебя так.

— Мне все равно.

Владычица снова с сомнением улыбается и уже спокойно, как будто вспомнив, что нужно быть еще и радушной хозяйкой, приобнимает меня за плечи, чтобы подтолкнуть в сторону выхода.

— Пойдем, принцесса, тебе нужно восстановить силы.

Глава пятьдесят четвертая: Герцог

Сколько времени я вишу в этих цепях?

Наверное, долго, потому что когда прихожу в себя после очередной порции пыток, уже почти не чувствую ни рук, ни ног, и те части моего тела, которые могу видеть, покрыты коркой засохшей крови пополам с грязью и белесыми разводами.

Когда палач умелой рукой самым кончиком хлыста сдирал с меня кожу, его помощник щедро поливал свежие раны крепким соляным раствором. Потому что я должен был орать от боли или просить о пощаде, но упрямо продолжал молчать. Правда, тело все равно теряло силы, и я на какое-то время отключался.

Герцогиню я не видел, но каким-то внутренним чутьем знал — она все-еще здесь, в Горностаевом Приюте. Не спешит ехать в Королевский замок. Возможно, потому что Эвин до их пор подавлял бунты и ее появление в военном лагере вызвало бы вопросы даже у моего начисто потерявшего голову друга. А, возможно — я хотел в это верить — ей просто слишком сильно хотелось услышать мои крики и мольбы.

Поэтому я дал себе зарок даже сдохнуть молча.

Хотя, конечно, хотелось бы выжить.

Я кое-как разминаю затекшие изодранные запястья, чтобы хоть как-то разогнать кровь по телу. Снова, даже уже ни на что не надеясь, пытаюсь выудить наружу хотя бы каплю Тьмы, но все тщетно — герцогиня постаралась, и кто-то достаточно умелый приготовил для меня специальные кандалы, сплавив сталь и обсидиан.

Такой ошейник носила Л’лалиэль.

Именно он лишал ее всех способностей и не позволял использовать Тьму, чтобы вернуться домой, в Бездну.

Теперь я точно знаю, как она страдала.

Теперь я точно знаю, что она отдала все до капли в тот проклятый день, когда сожгла саму себя, чтобы защитить Тиль.

И эта правда — она намного больнее, чем любые пытки, потому что она торчит внутри меня и жалит постоянно, даже когда дух ненадолго покидает мое изодранное тело. В сравнении с муками внезапно воскресшей совести, соль в свежие раны ощущается не больнее комариного укуса.

Тиль.

Где она? Что с ней?

Я не позволяю себе впасть в отчаяние, хотя все время хожу по грани.

Если бы от моей смерти хоть что-то зависело — я бы не задумываясь откусил себя язык и захлебнулся кровью, но…

Даже если ситуация из ряда вон, пока ты дышишь — еще можно на что-то надеяться.

Дверь темницы открывается с уже знакомым мне противным медленным скрипом. У меня нет сил поднять голову, но мой нюх работает так же исправно, как и раньше. Знакомая вонь моему мучителя посылает под кожу сигнал о том, что пытка вот-вот продолжится.

Я даже почти не реагирую, когда кого помощник по свистку окатывает меня ледяной водой из ведра, только жадно слизываю влагу с губ. На вкус она слаще меда. Может, потому что я уже и забыл, когда ел в последний раз?

Продолжаю болтаться в цепях вниз башкой, изображая дохлое насекомое. Когда палач стегает меня палкой по одной из пяток, буквально силой заставляю себя окаменеть, чтобы и дальше выглядеть испустившим дух. Мне нужна еще хотя бы пара капель воды, чтобы восстановить силы, иначе мне не пережить эту пытку.

— Давай-ка я еще в него плесну, — противно картавит помощник-горбун, — а то как бы не сдох раньше времени — хозяйка тогда с нас шкуры спустит.

Палач что-то невнятно бормочет, словно ему требуются силы, чтобы даже просто шевелить языком. За все время, что он надо мной измывается, не слышал от него ни звука. Не уверен, что он вообще может говорить.

Помощник тащит полное ведро, но палач перехватывает его с каким-то неразборчивым» «Подай сюда». Я слышу его зловонное дыхание прямо у самого носа. Хаос бы все побрал, выдержать удар по пяткам было куда проще, чем не выблевать нутро от вони его гнилостного дыхания!

Он хватает меня за волосы, без церемоний окунает рожей в воду.

Я делаю несколько жадных глотков, наплевав на то, что вода тут же забивает нос и просачивается в легкие.

— Гляди-ка, очухался, — слышу голос горбуна. — Теперь бы его подсушить, да? В костерке.