Чужая кожа

Я выбрала самый дальний столик в самом темном углу бара. Положила перед собой молчащий телефон, даже боясь посмотреть на время. Я не отключила ни телефон, ни звук — просто мне никто не звонил. А кому было звонить, собственно?

Это был удивительно бесславный конец. Ночью, в чужом городе, в одиночестве, в грязном баре. Удивительно быстрое падение в пропасть. Соответствующее окончание красивой сказки. Я собиралась выпить столько коньяка, сколько смогу. Что делать дальше — я не знала.

Ясным было только одно: я больше не вернусь в дом Сафина. Это я понимала четко и ясно. С меня хватит. Я больше не выдержу. Не смогу все это перенести. А раз так, я никогда больше не вернусь в дом Сафина.

Нет, все-таки мне придется вернуться один раз. Я должна забрать свои вещи, паспорт — ведь я же не смогу уехать без паспорта. Значит, хотя бы за документам мне придется вернуться. Но это не страшно. Учитывая, что в доме Сафина практически никогда нет (он то в центре, в офисе, то у очередной любовницы, то в мастерской), мы с ним даже не встретимся. Я заберу вещи и уйду как можно быстрее. Дело десяти минут. Десять минут — и с моей жизнью будет покончено.

Надо отдать мне должное, все, что я могла разбить и разрушить в своей жизни, мне удалось разрушить и разбить. Я ничего не создала, ничего не построила. В погоне за безумной мечтой окончательно разрушила себя. Великая неземная любовь выжгла дотла мою душу. Односторонняя — прошла стороной. Я — неудачница. Теперь самое время посмотреть правде в глаза именно здесь, в этом дешевом баре.

Я плохая мать, плохая жена, никчемная любовница. Я ничего не добилась в жизни, ничего не успела, ничего не стою. Если я сейчас исчезну с поверхности земли, ничего не изменится, мир просто этого не заметит. Это — правда, хоть и горькая. Но горькая правда лучше, чем сладкая ложь.

Мальчишка-бармен поставив на стол бутылку и пузатый бокал, удалился, с опаской поглядывая в мою сторону. Я казалась ему странной. Знал бы он, бедный, какая я странная!

Сафин — любовник мне под стать. Достойная половинка для моего начавшего сдавать разума. Нужно признаться: мою психику Сафин успел разрушить. И самое печальное в том, что я сама хотела ее разрушить. Всего этого я хотела сама. Я уже не знала, как определить то, что я чувствую по отношению к Сафину. Не знала. Не было слов.

Я сделала большой глоток обжигающей жидкости. Крепкий алкоголь словно успокаивал мои кипящие мысли. Ночное кафе, совсем как на картине Ван Гога. Ночное кафе — место, где можно сойти с ума.

Это не самое страшное в жизни. Есть вещи намного страшнее. Например, лицо Вирга Сафина, постоянно стоящее перед моими глазами. Лицо, прогнать которое я не могла.

Внезапно я что-то вспомнила. Взяла телефон, одела наушники и включила песню, которую записала совсем недавно — сегодня. С этого «недавно» прошла целая пропасть лет. Мелодичный голос пел слова, которые я еще не понимала во время записи, но отчетливо понимала сейчас.

«А лживый любовник — он хуже вора. Ведь вор лишь ограбит, твое заберет. А лживый любовник в могилу сведет. А лживый любовник в могилу сведет… А лживый любовник в могилу сведет…»

Я заплакала. Взяв со стола салфетку, прижала ее к лицу, чтобы никто не видел моих слез. Но предосторожность была излишней. Никто не видел моих слез — всем было все равно. Всему миру. Я могла бы выть во весь голос, но я не могла.

Любовник. Какой же я была дурой! Я и правда считала Вирга Сафина своим любовником. А слово «любовник» происходит от слова «любовь». От слова, давно потерявшего значение и смысл. И в этом городе, в который стремятся все, и который с успехом превращает людей в монстров, это глупое средневековое слово давно не в чести. Им никто не пользуется, оно ничего не стоит. Возможно, поэтому меня и искалечили так жестоко, появившуюся неизвестно откуда наивную дурочку, посмевшую верить в любовь?

Да. Я верила и верю в любовь. А почему нет? Верить в любовь? Не так уж нелепо. Не более нелепо, чем верить в летающего Макаронного монстра, сотворившего этот гребаный мир.

Я не допила коньяк. У меня вдруг страшно закружилась голова, и я уронила лицо на руки. Когда же приступ головокружения прошел и я подняла голову, напротив меня за столом сидел Вирг Сафин, самый настоящий Вирг Сафин из плоти и крови.

— Пожалуйста, прости меня. Поедем домой.

Я падала в бешеном приступе дикого смеха, словно на меня атакой накинулись все ожившие и мучающие меня макаронные монстры. Я хохотала до истерики, до слез.

— Пойдем домой, — повторил Вирг Сафин, и я перестала смеяться. Вдруг перестала смеяться, словно кто-то перерезал мне горло. Я даже знала, кто. Он.

— Ты видишь эту бутылку? — сказала я, удивляясь тому, что еще могу говорить, — сейчас я подниму ее и разобью о твою голову, а потом осколками перережу тебе горло, и из него выпадет твой лживый язык.

— Я тебе кое-что принес. Вот, возьми, — Сафин всунул мне в руки магазинный чек, — ты можешь понять, что это такое?

Немного протрезвев, я уставилась на стандартный чек из магазина.