Чужая кожа

Если взять за точку отсчета мой последний секс с Сафиным и мою первую главную роль леденящей кровь Госпожи, это случилось за два дня до этого секса. А вернулась я из монастыря за пять дней. Я снова и снова возвращалась мыслями к этому времени, потому что за пять коротких дней произошло слишком много событий, не изменивших, конечно, мою жизнь полностью, но очень близко к тому подошедших.

* * *

Мой мобильник в зоне связи был мертв. Никаких входящих. Никаких сообщений от Вирга Сафина. Ничего. Словно сходя с ума, я проверяла его снова и снова. Я делала это всю обратную дорогу в тех местах, где мы оказывались в зоне мобильной связи. Но за все это время Сафин ни разу мне не позвонил.

Я упала на кровать лицом вниз, пытаясь спрятать подступающие к глазам слезы.

Тоска стала такой невыносимой, что я больше не могла оставаться в своей комнате и быстро выскочила в освещенный коридор.

Конечно же, я прекрасно представляла в душе, что сделаю. И когда руки мои легли на дверь его комнаты, я больше не испытывала никаких угрызений совести, никаких сомнений. Узнает, что я шпионю за ним? Плевать! Я быстро перешагнула порог его комнаты и, не обращая внимания ни на что, включила верхний свет.

Знакомый до боли, до мельчайших оттенков сомнения и печали, знакомый и узнаваемый сотни, тысячи раз, этот запах его комнаты захватил меня с головой, закружил в вихре сладостного плена миллиона оттенков ярчайших эротических ощущений, которые пыткой неутоленного желания постоянно горели на моей коже. Этот запах проникал в каждую потаенную клетку моей плоти. Ощущение захватило меня с головой, закружило в восторженном танце воспоминаний и напоследок обожгло такой пронзительной и острой печалью, что я не смогла сделать и шаг.

Я тосковала по Виргу Сафину. Тосковала по своей любви, не похожей ни на что знакомое прежде. Мою душу охватывала острая, горящая боль. А между тем он был в комнате после моего отъезда. Здесь появилось нечто новое, то, чего прежде не было, до того момента, как я уехала из дома. Появилось сейчас.

На бежевом покрывале его кровати лежала стопка глянцевых черно-белых фотографий большого размера (примерно А1, насколько я разбиралась в размерах, почти плакаты). Фотографии лежали очень аккуратно, без рамок, одна на другой, заботливо сложенные в стопку. Кто с таким вниманием мог сложить эти фотографии, как ни он сам?

Это лишнее доказательство его вранья (никуда не уезжал, не было никакого Нью-Йорка) резануло меня остро заточенным ножом. Я медленно прошлась по всей комнате (по местам, которые уже знала прежде, то есть обыскивала), посмотреть, что еще изменилось. Но больше ничего не нашла.

Снимки были единственным новым, что появилось в комнате. Еще исчез ноутбук. Планшета так и не было. Тайник был закрыт, как и раньше, и серебряная коробочка с вырезкой лежали в нем.

Я заглянула в ванную. Полотенце было сухим. Это означало, что он уехал давно. В ванне и душевой кабине не было ни капли воды. Исчезли так же зубная щетка, бритвенные принадлежности. А вот флакон его любимого парфюма оставался на месте, как гель для душа и шампунь.

Уехал или нет? Скорее всего, уехал. Одежды в шкафу не было ровным счетом половина. Значит, вернулся сюда и все-таки решил уехать. В Нью-Йорк? Или нет?

Я опустилась на кровать, взяла в руки первую из фотографий. Затем еще и еще. Эти фотографии, по всей видимости, были сделаны совсем недавно. От того, что было изображено на них, меня буквально ударило под дых.

Это были фотографии обнаженных женщин, совсем обнаженных, с той откровенностью, что некоторые строгие блюстители лицемерной морали могли бы усмотреть в них порнографию. В этих фотографиях все было открыто до предела и абсолютно обнажено. Я никогда прежде не видела такие откровенные эротические снимки Вирга Сафина. И то, что я увидела, в буквальном смысле слова выбило почву у меня из-под ног.

Сделаны они были в его привычной, уже ставшей визитной карточкой манере. Зернистая поверхность, завуалированный фон, некий флер таинственности, созданный исключительно игрой света и тени, резким, контрастным чередованием ясной четкости и вуальной размытости. С первого же взгляда на эти снимки можно было определить, что автор — Вирг Сафин. Они выворачивали наизнанку всю душу позирующей перед ним женщины. Они выворачивали наизнанку всю женскую душу. И эта душа была не моя.

Все фотографии были исключительно черно-белыми. В них использовалась двойная экспозиция — наложение кадров, ручная печать. Это был верх мастерства Вирга Сафина не только по техническому исполнению. Прекраснее этих снимков я не видела ничего в своей жизни.

Я просматривала все фотографии одну за одной, внимательно всматриваясь в каждую из них. Это были женщины в ожидании любви, женщины, которых камера Сафина подстерегла в самый нескромный момент — в момент эротических фантазий о встрече с любимым.

Обнаженные груди, перетянутые в кожу, бархат и шелк. Гладкие поверхности бедер до того уникальны, что их кожа казалась зеркальной. Желание любви в глазах, приоткрытые губы, из которых вырывался тихий сдавленный стон.