Чужая кровь

Детектив, как и раньше, при обыске у Лидочки, обходит по часовой стрелке всю комнату и, стараясь не стереть чужих отпечатков пальцев и не оставить своих, осторожно просматривает содержимое чемоданов, набитых дорогими тряпками и косметикой. Затем он внимательно изучает обнаруженный паспорт и еще какие-то документы мадам Данваль. Все вещи, просмотрев, аккуратно укладывает на место.

Обыск уже практически подходит к концу. Я наблюдаю за сыщиком, чувствуя, что упустила что-то важное. Наконец вспоминаю:

– А где же дневник? Помнишь, я тебе о нем рассказывала? Ведь его забрала именно Мария – больше некому. Значит, он спрятан где-то здесь. Почему же мы его не нашли?

Антон поворачивается ко мне:

– Потому что он, скорее всего, там, где мы еще не искали, – и указывает глазами на кровать, где лежит покойница.

Подойдя к этому смертному одру, детектив, стараясь не сдвинуть с места труп, приподнимает подушку, шарит под ней – ничего. Потом, наклонившись, засовывает руку под матрас и проводит ею по периметру.

– Есть! – он достает старую клеенчатую тетрадь. – Это он? Дневник Маши Виноградовой?

– Да, – киваю я.

Сыщик выпрямляется и засовывает тетрадь под ремень джинсов, потом наклоняется снова и быстрыми движениями проверяет содержимое карманов одежды мертвой женщины.

И тут за нашими спинами раздается скрипучий голос:

– Выйдите отсюда.

Мы с Антоном одновременно поворачиваемся к двери: на пороге, держась рукой за косяк, стоит Дед. На нем теплый халат и тапки. Волосы торчат в разные стороны, будто он только что в отчаянии дергал за них, но лицо застыло, словно в усилии скрыть любые эмоции, которые могут на нем отразиться. С этим каменным выражением, по-армейски выпрямив спину, он надменно повторяет:

– Выйдите. Я хочу проститься с дочерью.

Наверное, Фрося уже ему все рассказала. Тем более что скрыть печальный факт в тайне после ее истошных криков «Убили!» вряд ли бы удалось. Мы с Городецким переглядываемся. Он чуть заметно кивает, как бы давая понять, что обыск все равно окончен, а хуже мертвецу уже не сделаешь, и первым выходит из комнаты.

Я, прихрамывая, ковыляю вслед за ним. И, занося ногу над порогом, вдруг слышу, как из груди старика вырываются рыдания. Удивленно обернувшись, я вижу, что он встал на колени возле кровати и припал к мертвому телу Марии, обняв его.

Я выхожу, прикрывая за собой дверь, но и через дверное полотно, прежде чем я успеваю отойти на несколько шагов по коридору, до меня приглушенно доносится плач генерала и между двумя всхлипами слова: «Машенька, прости меня, девочка моя!»

Или мне это только послышалось?

Глава 30

Я подхожу к двери своей комнаты. Антон уже уселся на стоящую в коридоре раскладушку, так и оставшуюся неубранной после его ночевки.

– Скоро здесь будет милиция. Я пойду оденусь, – говорю я устало: на мне до сих пор накинутый после утреннего душа халат.

Сыщик, кивает и вытаскивает из-за пояса клеенчатую тетрадь:

– А я пока быстренько просмотрю этот дневник – уж прости, что лезу в личную жизнь твоей семьи.

– Да ладно, я понимаю, – машу я рукой. – Я же и сама его прочла, хотя не имела права.

Городецкий открывает первую страницу с нарисованными цветочками и завитушками, переворачивает ее, пробегает глазами следующую страницу, снова переворачивает.

Я захожу в спальню, достаю из шкафа первое попавшееся платье – в брюки я сейчас свою больную коленку впихнуть вряд ли смогу. Потом сажусь на кровать и застываю с платьем в руках, задумавшись.

Почему Дед сейчас горько рыдает над телом дочери и при этом так равнодушно отнесся к смерти внука? В чем причина такого разного отношения? Ничего не понимаю.

Прав Антон – в этой головоломке отчаянно не хватает многих кусков. И то, что Карен был пойман с поличным, с ядом в руках, объясняет далеко не всё.

Вспоминаю про запертого в кухне мужа и стискиваю зубы: как я могла так ошибаться в нем! Черт с ними, с его изменами! Даже черт с ней, с этой убитой им или Марией сиделкой – в конце концов, эта девица и сама не без греха. Плевать, что он убил Марию – туда ей и дорога за то, что так подло и расчетливо собиралась увести у меня мужа и за то, что, похоже, помогала Карену убивать. Но Андрюшку я ему не прощу!

Однако снова в душу ко мне закрадывается сомнение. Слишком все просто. Отравил и даже от пузырька из-под яда не избавился. Конечно, мог и не успеть это сделать – возможно, именно поэтому и собирался покинуть дом. Но что, если пузырек Карену все-таки подложили? А если это все-таки Фрося?

Как я устала от всех этих загадок! Тру пальцами виски. Опять сильно разболелась голова.

Скидываю халат и с трудом натягиваю на себя платье – до сих пор сильно саднят ребра слева, но не звать же мне детектива в горничные! Расчесав волосы, стягиваю их в «конский хвост» – сойдет и так. Бросаю беглый взгляд в зеркало и ужасаюсь своей бледности. В голове проскакивает мысль: «Ну и вид! Краше в гроб кладут». Но тут же я вздрагиваю, вспомнив Марию: уж лучше с бледными щеками, чем с ярко-алыми трупными пятнами на все лицо.