Чужая маска

Светлана Параскевич любила необжитые места. За двадцать восемь прожитых лет ей много раз приходилось переезжать, и она знала совершенно точно: переезжать в давно заселенные и освоенные районы она не любит. Она очень болезненно переживала первый, довольно длительный, период, когда остро ощущала себя незваной гостьей, чужой, нежеланной среди людей, которые живут здесь давно, знают и друг друга, и продавцов в магазинах, и маршруты муниципального транспорта, и время работы ателье по ремонту обуви. Но больше всего Светлану угнетала мысль о том, что в квартире до нее кто-то жил, страдал или радовался, любил или ненавидел, предавал и утешал, и ее буквально преследовало ощущение, что дух прежних жильцов, вобравший в себя все пережитое на этих квадратных метрах, витает теперь над ней самой, определяя ее мысли и поступки.

Зато в районы новостроек Светлана всегда переезжала охотно. В новостройках все равны и приятно щекочет чувство, будто начинаешь жизнь с чистой страницы – в новой квартире, где до тебя никто не жил, с новыми соседями, с которыми можно выстроить наконец правильные отношения и которые не знают про тебя того, что тебе хотелось бы от них скрыть.

Поэтому новая квартира, в которую они переехали с Леонидом чуть больше месяца назад, ей очень нравилась, и она с сожалением думала о том, что ей придется снова переезжать. Но остаться здесь она не могла.

Сегодня она снова ездила смотреть квартиру, в которую ей предстояло вскоре переехать: нужно было замерить рулеткой кухню, чтобы не ошибиться при покупке мебельного гарнитура. Район тоже был новым, таким же отдаленным и неблагоустроенным, без телефонной станции и отделения милиции, даже без уличного освещения, но Светлану он устраивал. Ведь она собиралась жить здесь с человеком, которого любила, и ей совсем не нужно, чтобы ей ежедневно звонили и приезжали знакомые или родственники. Она – вдова, и перспектива ловить осуждающие взгляды и выслушивать высоконравственные сентенции ей вовсе не улыбалась.

Она вышла из подъезда дома и не спеша двинулась к месту, где оставила машину. Свет в салоне не был включен, но Светлана знала, что он не спит и наблюдает за ней, хотя обычно он засыпал мгновенно, стоило ему остановить машину и расслабиться. Она открыла переднюю дверь, но садиться не стала.

– Давай пройдемся, – предложила Светлана. – Подышим воздухом, погуляем. Мы с тобой за три недели ни разу вместе не гуляли.

Опираясь на руку идущего рядом мужчины, Светлана Параскевич в который раз за последнее время подумала о том, какая же она счастливая, потому что у нее есть человек, которого она так сильно, так остро и так беззаветно любит. И перед этой любовью совершенно меркнет расчетливая мыслишка о том, а любит ли он ее. Это было совершенно не важно, это не имело никакого значения. Значение имело только то, что этот мужчина был для нее лучше всех на свете.

– Мне не дает покоя то, что рассказал следователь, – сказала она, прижимаясь щекой к рукаву его дубленки. – Все-таки это ужасно.

– Не вижу ничего ужасного.

– Но ведь Людмила умерла!

– И что? Она была сумасшедшей и покончила с собой. Это было ее собственное решение. Повторяю, я не вижу в этом ничего ужасного.

– Ну как же ты можешь так говорить, – произнесла она с упреком. – Да, пусть она сумасшедшая, но она же живой человек. Живой, ты понимаешь? И она должна была жить до тех пор, пока не умрет естественной смертью.

– Для сумасшедшего естественная смерть – это смерть, которую он сам себе приносит. Прекрати ее жалеть, она этого не стоит.

– Что ты говоришь! – возмутилась Светлана. – Каждый человек достоин того, чтобы его пожалели. Нельзя так.

– Она убийца. Ты что, забыла об этом? Она убила любимого мужчину только лишь потому, что не хотела, чтобы он принадлежал другой женщине, то есть тебе.

– Она убила человека не по собственной инициативе, а потому, что он ее об этом попросил. Не делай вид, что ты этого не помнишь.

– Все равно. Света, не впадай в сентиментальность. Вспомни, что она сделала с тобой, вспомни, как ты лежала в этой чертовой больнице и как тебе шесть раз в день делали эти чертовы уколы, и твои ягодицы и бедра превратились в один сплошной синяк, и ты не могла ни сидеть, ни лежать. Быстро же ты ей все простила. Ты даже готова забыть, что до сих пор просыпаешься по ночам, когда тебе снится, что на тебя бросается женщина с огромным ножом. Людмила получила то, что заслужила, и не смей ее жалеть.

– Но она же больной человек! – почти в отчаянии воскликнула Светлана. – Как же можно обвинять ее во всем этом! Да, она сделала это, она бросалась с ножом, она стреляла из пистолета, но она же не в себе, она не руководит своими поступками, она не отдает себе отчета в них. Разве можно мстить душевнобольному? Разве можно радоваться самоубийству?

– Можно, Светочка. Можно. А в данном случае – нужно.

Светлана выдернула свою руку из-под согнутой руки мужчины и слегка отстранилась.

– У тебя есть сигареты? Я свои в машине оставила.