Чужая мечта

— Когда мы уже решили уволиться, Сергей предложил провести последнюю сделку. Говорил, что нужен завершающий аккорд. В тот день, когда мы должны были выехать с товаром на встречу с клиентами, из штаба армии пришел приказ разведать одно из ущелий, по которому вскоре должна была проводиться одна из ОБрОНов. Я не мог присутствовать на встрече, и просил перенести её время, но Борис сказал, что это невозможно, покупатель нервный и наверняка сорвется. Они с Сергеем пообещали, что все будет нормально. Я поверил и отправился в горы. Но часов через пять после выхода нас отозвали и рейд, который должен был занять трое суток, закончился в тот же день. Обратно я решил провести разведгруппу недалеко от места встречи с покупателями, время не позволяло мне со своими ребятами поучаствовать, но посмотреть в бинокль издалека — вполне. По прямой там было километра полтора, а пешком я добирался потом до места около часа.

Я смотрел на Зайцева: он никак не реагировал на рассказ Петровича — все так же сидел расслаблено, закрыв глаза.

— Я отправил группу вперед, а сам чуть задержался на вершине горы, — продолжал Корень. — И в то, что я увидел через окуляры, я не мог поверить до тех пор, пока не спустился на дорогу. Но все оказалось верно. Сергей с Борисом решили-таки напоследок продать партию оружия. Оружейные ящики трудно спутать чем-то другим. А в сопровождение взяли восемь пацанов, только пришедших после учебки. Не знаю, как там у них вышло — может быть, мальчишки стали задавать ненужные вопросы, или увидели, кому и что толкают, и отказались молчать — не знаю, да это и не имеет значения. Важно, чем кончилось. А кончилось это тем, что два офицера отошли в сторону и спокойно смотрели, как чичи перестреляли пацанов. Потом отцы-командиры сели в свой «козлик», и без спешки уехали. Когда я вернулся из рейда, Сергей мне передал на хранение двести двадцать четыре тысячи долларов. Я точно запомнил сумму. Я их принял. Но тогда же я понял, что не могу… Дай еще сигарету?

Я сунул ему в зубы ещё одну сигарету, отметив, как дрожат мои руки, прикурил он сам.

— Я подумал тогда, что если моим товарищам… деньги заменили всё, то больше они мне не товарищи. Те восемь пацанов ничем не заслужили такой судьбы. Не знаю, поймешь ли ты, почему я не стал поднимать на уши военную прокуратуру. Почему сам их не перестрелял. В этих мотивах мне и тогда было трудно разобраться…. Не только у Бориса были знакомые с той стороны. Я тоже нашел. Нашел таких, кто не принимал участия в войне, но кто смог гарантировать мне, что никогда эти две бешеные собаки не увидят свободы. Через три дня пришел приказ. Мы были уволены. Я организовал прощальный шашалык с выездом на природу,… клофелин, и всё. И ты ошибаешься, Макс, когда говоришь, что я их продал. Нет, я еще и доплатил. Двести двадцать четыре тысячи долларов. Выходит, обманули меня аксакалы, один из них выбрался. Я правильно все рассказал, Борис, ничего не упустил?

Он замолчал, глядя на Зайцева.

— Да, т-с-с-с. Но ты нас предал!

— Да пошёл ты! Ушлёпок. Больше, Макс, мне рассказывать нечего.

Не такую правду я ожидал услышать. Голова была пуста, никак не получалось сосредоточиться. Я не заметил, как опустилась моя рука с пистолетом. На какое-то время я выпал из действительности и едва заметил, как резко прыгнул вперед Петрович. Ему навстречу прогремели два выстрела, но остановить не смогли — свалив по дороге Зайцева вместе с его коляской, Петрович махнул рукой, блеснуло лезвие ножа, и в следующий миг голова Тоя взорвалась изнутри миллионом брызг! В темноте заверещали бюреры, громко взвыл Белыч и вдруг все разом стихло. По полу покатился сбитый Корнем фонарь, причудливо освещая мертвый зал, докатившись до стенки, он потух.

Плохо соображая, что происходит, я подошел к клубку тел, где смешались контролер, Петрович и Зайцев. Я наклонился, не выпуская из рук пистолета, взял Корня подмышки, приподнял его грузное тело и оттащил немного в сторону. Он захрипел, открыл глаза, сквозь губы проступили кровавые пузыри. Поскользнувшись на чем-то, я упал на спину, Петрович оказался почти лежащим на мне. Громко застонал и что-то произнес, я сел, подтянул его к себе и, прислушавшись, разобрал, как он говорит:

— Максим, — слова давались ему с трудом, он часто и неглубоко дышал, — я сейчас умру. Не жалею… ни о чем. Черт, как больно… Все было правильно, — он прикрыл глаза. — Вернешься домой, найди нотариуса… на улице Урицкого… дом зеленый. Завещание. Найди….

Кровь выступила изо рта темным сгустком и потекла по подбородку.

— И ещё… Максим… найди Варю… — он уже еле слышно шептал, мне пришлось склониться к его губам, чтобы расслышать слова. — Беременная… она. Никого больше у меня… По…

Его голова безвольно упала на грудь, руки дернулись и повисли вдоль тела. Я выключил оставшийся у меня фонарик, не желая видеть ничего вокруг.