Чужая. На своей земле

– Сделаю, как сев закончим, сразу сделаю, – заверил жену Борко, – из ивы сплести можно будет, и обязательно к потолку подвесим.

Пока Огда мыла посуду, Борко занялся «приданым» Инары. Ящик с книгами он спрятал под крышу, затолкав его по стропилам в самый дальний и темный угол, сундучок, после долгих раздумий, отнес пока в подпол, забросав старыми мешками. «Потом в другое место уберу, понадежнее» – думал Борко, старательно укутывая сундучок пыльной рваной дерюгой.

Закончив домашние дела, супруги легли спать. Они уже почти уснули, когда с улицы раздался странный, сначала тихий, но все усилившийся и нараставший шум, потом что-то тяжело и редко, а затем часто и громко посыпалось на подоконник. Борко и Огда подскочили, не веря своим ушам, но эти звуки нельзя было спутать ни с чем – на улице шел дождь.

Борко, в чем был, выскочил во двор, подставил лицо под льющиеся с неба струи теплой воды. Огда вышла на крыльцо, высунула руки из-под навеса, набрала полные пригоршни дождя и умылась.

– Борко, дождь пошел, счастье-то какое! – Закричала было, она, но, опомнившись, перешла на громкий шепот, – хлеб родится, урожай будет!

Разбуженный пес вылез из-под крыльца, долго стоял под дождем, зажмурившись от удовольствия, и вдруг основательно встряхнулся от голов до хвоста, обдав хозяев снопом брызг. Огда взвизгнула, отскакивая, Борко замахал на пса руками и тот с чувством выполненного долга снова полез на место.

Судя по крикам, доносящимся из-за забора, проснулось все село. Измученные тяжелым физическим трудом, жарой и безысходностью, люди радуясь долгожданному подарку небес, среди ночи выбегали из домов. Дети и собаки носились под теплыми тяжелыми струями, падали в уже появившиеся лужи, многие взрослые не отставали от них. «Подольше бы дождик шел!» – думал в тот момент каждый, даже сварливая старая Мерья, тоже выползшая на крыльцо своей избенки. Старуха протягивала дождю дрожащие ладони, пытаясь набрать в них хоть немного небесной воды. «Все правильно, – счастливо бормотала Мерья, глядя в щедрое небо, – все правильно!» – а что было правильно, так это было ведомо только ей самой.

Инара не видела дождя, не слышала радостных криков. Она крепко спала в своей маленькой корзинке, и сон ребенка сторожил сидящий у изголовья дух. Он только что прогнал подкравшуюся слишком близко к ребенку не в меру любопытную кошку, и та, вздыбившись и зашипев, убежала под лавку, откуда недовольно блестели хорошо видимые в темноте ее расширенные от страха и злости зеленые глазища.

А дождь не собирался заканчиваться, это был сильный, уверенный, долгий дождь, который мог, не ослабевая, идти несколько часов или даже целый день. Засуха кончилась, и то лето было щедрым на дожди и солнечное тепло, люди в положенные сроки закончили сев, хлеб взошел, созрел и невиданный ранее в этих краях богатый урожай был убран вовремя. А в следующем году, после праздника первых всходов у Борко и Огды родились девочки-двойняшки, все, видевшие их, говорили, что они так похожи, ну просто «волос в волос, голос в голос», и еще через год у приемных родителей Инары появился сын.

Глава 3. Полуденица

Стремительная Вихра весело бежала вдоль песчаных берегов, река только недавно вернулось в свое русло после весеннего разлива, и все еще не могла успокоиться: струи ее то и дело переплетались, вились, кружились в водоворотах, сама речная вода была мутной, с множеством мелкого сора. Травинки, веточки, обрывки прошлогодней листвы закручивало в постоянно возникающих на поверхности воды маленьких воронках. Словно пытаясь вырваться опять на волю, река с силой выплескивала далеко на берег мутные волны. Одна из них захлестнула босые ноги девушки, сидевшей на песке. Еще совсем недавно она горько плакала, спрятав голову в обхваченные руками колени, плакала сильно, громко и безутешно. Так плачут лишившись самого дорогого, когда кажется, что жить дальше уже нельзя да и незачем. Плечи девушки вздрагивали, толстая светлая коса растрепалась по ним, и ветер свободно раздувал выбившиеся пряди во все стороны. Потом плач перешел в жалобные тихие всхлипывания, но скоро и они прекратились. Сейчас девушка, ее звали Седна, просто неподвижно сидела на берегу реки, уткнувшись лбом в колени и закрыв глаза. После целого дня работы в поле она очень устала, терзавшие в последнее время днем и ночью тяжелые мысли ежедневно изматывали девушку и слезы принесли лишь временное облегчение. Больше всего на свете Седне сейчас хотелось свернуться калачиком и уснуть прямо здесь, на песке. Ей были безразличны ползущие с реки холод и сырость. «Вот бы остаться здесь, – думала девушка, – не надо идти домой, ничего говорить матери и отцу, не придется снова мучиться ночью от терзающих мыслей, а днем от тяжелой работы». Сказывалось все напряжение, в котором Седна жила последние месяцы и сейчас, после горьких слез, она находилась в состоянии полного опустошения и безразличия к происходящему вокруг.