Чужая осень (сборник)

— А Чен-то… Вдобавок, ножка маленькая, — имитирую интонации Рябова. — Помню, как он говорил о своем преимуществе: меньше ступня — сильнее направление удара. Откровенно говоря, я до конца не уверен, что сенсей резал всех в гордом одиночестве. Думаю, он действовал в паре с кассиром.

— Ты понял, что это Чен у Фотографа?

— Нет, у Горбунова. Фотограф пустил своего. Им мог быть каждый, но только великолепно подготовленный профессионал сумеет положить холодным оружием четырех человек, трое из которых спят в обнимку с пистолетами. Однако без помощи кассира так легко сенсей бы не управился.

— Кассир жив-здоров.

— До поры, до времени. Что ты нашел в гнезде Чена?

— Фотографии ребят, пленки с разговорами.

— Интересно. Откуда свалился к нам Чен?

— Все путем. Думаю, что он просто решил сменить хозяина.

— Просто так? Кто привел его к такой мысли — вот над чем нужно ломать голову. Как Студент, наша научно-техническая гордость? Он мне шкалик поставить должен…

— В порядке. Саша постоянно с ним.

— Подвал?

— Все тихо. Леонард приказал изъять коллекцию Горбунова. Трупы вывезли, там чисто.

— А Венька с парнями?

— Куда-то уехали. Как обычно, надолго.

— Фотограф?

— Острая сердечная недостаточность. Тело сегодня кремировали. На всякий случай.

— Кому принадлежал Айвазовский?

— Горбунову, правда…

— Он его продал, да?

— Ага. Пока не знаю кому, но Леонард Павлович сказал…

— Сережа, у меня создается впечатление, что он тебе вместо мамы родной. Ну, не сердись. Бедный Венька, все на нем сходится, еще немного, и я поверю, что он самолично положил наркоту в раму. Но наша главная задача, Сережа, пока в другом.

— Я понимаю. Нужно найти источник.

— Интересное слово появилось в твоем лексиконе. Источник, родничок, мать его, не появись я у Студента… Кстати, Рябов, согласись, что я все-таки опередил тебя.

— Сквитаемся.

— Но как ты рискнул отправить меня одного?

— Я видел, что ты на пределе. Иди знай, какой будет реакция. От тебя всего ожидать можно.

— И об этом знает наш скромный источник. Ясно, что Чена он подставил специально. Фотограф бы не повернулся спиной к человеку, чей контакт он зафиксировал с кассиром, Горбунова нужно было убирать как возможного свидетеля. Но Дубов? Кому нужен Дубов, с него же, кроме отпечатков пальцев, взять нечего. А он послал Чена в нашу ловушку.

— Зачем ты ее поставил? Все можно было бы сделать проще.

— А время? Сейчас легко рассуждать, а тогда ты метался не хуже меня. То, что это Чен, мы поняли в подвале Горбунова, но кто знал, как сенсей поведет себя дальше: будет продолжать резать всех подряд или ляжет на дно. Хорошо, что я вовремя догадался о Студенте, он как-то оставался вне зоны внимания: из дома не вылазит, ни с кем почти не контактирует. Признаюсь тебе честно, что ловушку для Чена я поставил инстинктивно, потому что почувствовал неестественность развития событий, как будто кто-то специально накручивал темп — и это ему удалось, мы чуть не совершили серьезную ошибку. Сенсей наш, тварь дохлая, служит ему прикрытием до сих пор. И этот так называемый источник крутится где-то рядом. О том, что его игра не удалась, знают только…

— Трое. Леонард Павлович в курсе дела.

— И что же он поведал?

— Не нервничай. Сказал, что выручит тебя еще раз.

— Ты скромно молчишь о собственной персоне.

— Это само собой. Начало операции через два дня. Ты часов пять-шесть отдыхай. Потом к Леонарду Павловичу. А у меня есть кое-какая работенка.

17

Ребята с невозмутимым видом рассматривали огромную картину неизвестного художника конца семнадцатого века «Лот с дочерьми», висящую против стола, Оксана тайком бросила взгляд на часы, Глебов чистил свои безукоризненные ногти пилочкой с рукояткой из слоновой кости, глуховатая бухгалтерия усиленно делала вид, что слышит хотя бы каждое второе слово, но лучше всех устроился Константин. Он посадил Гарика на колено и довольно бойко имитировал им галоп скакуна перед отправкой на бойню. Что удивительно, Гарик тянется к нему, как к родному, видимо, чувствует, что Костя такая же мерзкая пакость, как он сам. Моему дорогому сыночку, конечно, не место на этом совещании, но Вышегородский на всякий случай отправил свою доченьку подлечиться, до того она, бедная, переработалась. Иди знай, как повела бы себя эта истеричка, узнай, какую роль мне придется играть. Чего доброго, еще бы папу любимого какой-то тяжестью стукнула, не хуже, чем сенсей Студента.

— Теперь мы будем считать, — обвел присутствующих своими выцветшими глазами Вышегородский, продолжая образцово-показательную речь. — В числителе у нас имеется мертвое приобретение моего дефективного зятя и его придурковатого напарника. Хорошо, хоть выяснили, кто против нас старался. Зато каков знаменатель — Фотограф, Горбунов, три его человека… Еще одна такая операция и от нас останется ноль целых и хрен десятых. Такая арифметика.