Стукачи как стукачи, но есть и другие, честные, порядочные, которые никогда не откажут в моих просьбах. Вот захочу, милый Петр Петрович, и завтра какой-нибудь народный депутат начнет орать по телевизору и со страниц газет: «ГБ распоясалась, название новое, порядки старые». А что, кто-то ему не поверит, обкомовцу бывшему? Он же все дела эти знает, сам через них прошел. Ну, лады, Иван Иванович, ты уже успокоился?
Я прошел по коридору и осторожно постучал в купе проводницы, услужливо доставившей мне хрустальную пепельницу. Через несколько минут дверь приоткрылась; я посмотрел на растрепанные волосы железнодорожницы, отметил: за это время она бы могла застегнуть свою блузку и не наискось, а также что уровень обслуживания пассажиров в этом вагоне на высоте. Даже если не иметь в виду качество обслуживания на верхней купейной полке, откуда свешивались мускулистые ноги Рябова.
— Сережа, на выход! — к явному неудовольствию проводницы скомандовал я парадным голосом, хотя понимал: Рябов тоже вряд ли будет доволен такому предложению.
Недовольства Рябов не высказал, по крайней мере вслух. Он молча выслушал мой рассказ о встрече с интересным человеком Петром Петровичем.
— Какие будут мнения у присутствующих? — задаю совершенно ненужный вопрос и прикуриваю сигарету. Я слишком хорошо знаю Рябова. И он прекрасно изучил меня. Поэтому Сережа не стал делать замечаний по поводу курения в его присутствии, он как можно тверже посмотрел в мои глаза и сказал только одно слово:
— Нет.
Как руководитель моей службы безопасности Рябов был стопроцентно прав. Бросать вызов КГБ, даже в период его реорганизации со всеми вытекающими, убегающими и скрывающимися последствиями, резидентами и агентами, было опасно. Опасно, несмотря на то, что фигура Велигурова никак не ассоциировалась с этой организацией в целом. Просто каждая наша контора состоит из разных групп людей, решающих порой диаметрально противоположные задачи. Поэтому я улыбнулся и заметил:
— Ты, наверное, первым перестал бы меня уважать, если бы я согласился с этим решением. Так что «Да» — и никак иначе, Сережа. Никто не имеет права диктовать мне условия.
Сережа стал морщиться, словно я курил три сигареты одновременно. По этому вопросу он был бы солидарен с Петром Петровичем, как пролетарии всех стран.
— Веселая жизнь нам предстоит, — заметил вслух Сережа.
Я молча кивнул головой.
— Только зайду, рассчитаюсь с этой телочкой, — попытался оторваться от своих прямых обязанностей Рябов.
— Сережа, Сережа, — покачал головой я, — не пытайся успокаивать меня таким примитивным образом. Думаю, с ней рассчитаются и без тебя. Ты, конечно, мужик интересный, но не до такой степени, чтобы проводница повисла у тебя на шее как раз перед визитом Петра, мать его, Петровича.
Гремевший металлом тамбур остался позади. Мы молча зашли в купе.
— Вот что, Сережа, — сказал я очень грустным голосом, одновременно корча дерзкую улыбку. — Велигурова нам придется оставить в покое.
— Конечно, — радостно поддержал меня Рябов, — только дурак станет связываться с конторой.
Вот гад, без намеков не может. Я молча показал Рябову кулак и затем мы одновременно выбросили по два пальца в жесте «виктори».
2
Моя фирма называется «Козерог» и занимается бурной общественно полезной деятельностью, как и остальные совковые предприятия подобного рода. Торгуем тем, что приплывает в руки — металлом, сигаретами, мебелью, факсами и даже минеральными удобрениями. Из факсов выползает информация, благополучно прожеванная уже минимум пятью-шестью фирмами и мою душу прямо-таки радует, что столько людей находятся при деле намолота безналичных из воздуха. Только это — не основная гордость за собственное предприятие. «Козерог», пожалуй, единственная фирма в городе, которая трудится честно, не скрывая доходов. Мы не отмываем наличку, не ведем двойной бухгалтерии и честно платим те сумасшедшие налоги, благодаря которым другие фирмы ушли в так называемую тень.
Сперва мы попытались даже наладить собственное производство дефицитных карандашей. Но учитывая, что наше правительство работает под девизом «Никакой пощады производителю», а моя фамилия вовсе не Хаммер, возможность работать честно и менять благодаря кремлевским мечтателям свою продукцию на произведения искусства отпала сама собой. К тому же западные специалисты считают, что питьевая вода Южноморска не подходит для технических нужд.