Еще на моей даче есть подвальчик. Не гитлеровский бункер, конечно, но при большом желании, зайдя туда, можно выйти в стороне от дома, пробраться в хорошо замаскированный грот, где хранится небольшой запас денег, документов и легких водолазных костюмов с аквалангами. А чтобы не шастать под водой с пустыми руками, есть возможность прихватить находящийся тут же небольшой автоматик. Когда я впервые увидел его, мое сердце переполнила гордость за достижения наших отечественных конструкторов. Автомат похож на любимый Рябовым «Узи», но не больше того. «Узи», конечно, вещь, но под водой он стрелять не хочет. Зато пусть наш «апээсик» на килограмм тяжелее, в море этой разницы особо не чувствуешь. Впрочем, что под водой, что на воздухе он готов работать со скорострельностью пятьсот выстрелов в минуту. Во всяком случае инструктор, который натаскивал меня под чутким рябовским руководством, в конце концов остался доволен не только своим гонораром.
По поводу безопасности у Рябова всегда был пункт со сдвигом, хотя несколько раз его дрессура сказывалась на отменном состоянии моего здоровья. После упражнений с автоматом Сережа примотал мою ударную левую к туловищу и хотя я вертел ластами, как русалка хвостом — о ведении огня с помощью одной руки не могло быть и речи. Я, правда, пытался выяснить: можно ли застрелиться из автомата под водой, если у аквалангиста перебиты ноги? На тренировках Рябов командовал мной как хотел, поэтому пришлось молча проглотить все ответные матюки и наловчиться не только плыть под водой так, как будто левую руку у меня уже отжевала акула, но и стрелять из четырехствольного подводного пистолета «Ланседжет».
Впрочем, на дне морском я стреляю не хуже, чем на воздухе, а по поводу качества моей огневой подготовки, кроме отборного мата, я от Рябова других комплиментов не слышал. Правда, до сих пор горжусь тем, что на расстоянии пяти метров поразил все мишени под водой.
Рябовские ребята тоже прошли эту подготовку. А в конце последней тренировки я пособирал ножи, идущие в комплекте к гидрокостюмам и с довольно-таки приличного расстояния всадил их в доску шириной не более ладони — знай наших. Нож, в отличие от пистолета, еще никогда не подводил меня.
В моем кабинете — целая коллекция ножей. Иногда деловые партнеры радуют таким недорогим, но приятным подарком. Ножей, правда, могло бы быть больше, если бы не Рябов. Тот почему-то считает своим долгом пополнять свой и без того богатый арсенал за счет моего увлечения.
Этот кабинет, как и многое другое, достался мне в наследство от тестя, Леонарда Павловича Вышегородского, царствие ему небесное, а главное — вечный покой. И Велигуров мне тоже достался в наследство от него. Против этого я ничего не имею. Но главное наследство моего драгоценного тестя, конечно же, не миллиарды, не бесценная информация, не замечательные произведения искусства, которые могут украсить любой музей мира. И даже не этот дом, который теперь моя крепость. Главное его наследство — моя замечательная жена Сабина и чудесный сын Гарик, вызывающий вместе с любовными отцовскими чувствами такие же прекрасные ощущения, как при зубной боли.
С Сабиной все проще. Против нее я нашел неожиданное, но отлично действующее лекарство, причем совершенно случайно. Как-то она чересчур липла ко мне, а я до того строил из себя замученного тяжелой работой, что чуть сам в это не поверил. И вдруг неожиданно для самого себя гаркнул: «Разведусь!» После этого слова на Сабину напал нервный тик, она вообще чуть в обморок не грохнулась. И стала вести себя ниже травы, тише воды — вот что значит найти ласковое слово для супруги. С тех пор я изредка пользуюсь этим словом.
А с Гариком — все сложнее. С ним не разведешься. Ладненько, на тебе, дорогой сынок, кучу кассет, английский язык, поиграй в шахматы, три раза в неделю — каратэ. Мало каратэ, так еще и плавание добавим, так, чтобы ты еле до кровати доползал, и пусть кто-то скажет, что папочка о тебе не заботится. Я б еще его верховой ездой занял, но Сабина воет, что ребенок и так не высыпается.
Сабиночка моя бесценная теперь не только массажистке свой зад подставляет, но и по врачам бегает, как заводная. Они ж по моей просьбе столько болезней при ней нашли, что она давно сама себя убедила: на кладбище ей до сих пор ставят прогулы только потому, что она постоянно общается с этими Гиппократами и жрет импортные лекарства килограммами. Дорогие лекарства, но для жены родной, а тем более дочки Леонарда, мне ничего не жаль.