Чужая тень

Ольга Александровна(прерывая его). Да, да, да. Теперь, когда я думаю обо всем, вместе взятом, мне кажется, что эти письма были провокацией.

Макеев. Вот именно, хорошо разработанной провокацией, с целью вытянуть эту технологию, которая нужна не так им, как их хозяевам.

Трубников. Это было бы чудовищно! Я хорошо знал их обоих лично. Это были люди широких идеалов и свободной воли.

Макеев. В наше время там, на Западе, свободная воля — слишком большая роскошь для ученого. Ученые там теперь делятся только на две категории: на слуг и пленников.

Трубников. Не знаю, как хотите, но что это мог сделать Гарли, я все равно не верю. И никогда не поверю!

Иванов. От Мюррея вы уже отступились?

Трубников. Мюррей — не знаю, а Гарли не мог…

Макеев. Что ж, может быть. Недаром он не написал тебе ни строчки, и в письмах передают только его заочные приветы. Может быть, в нем сохранились честь и совесть, и он не захотел участвовать в этой провокации. Не посмел помешать, но и не стал участвовать.

Трубников. Я немедля, сегодня же, демонстративно напишу туда письмо и потребую, чтобы там рассыпали набор и вернули мне мою книгу, всю до последнего оттиска.

Макеев. Это по меньшей мере наивно.

Трубников. Что? Они посмеют не вернуть мне мою книгу?

Макеев. Нет, они так же демонстративно вернут тебе ее, как ты демонстративно потребуешь, но нужное количество оттисков они оставят себе и будут делать с ними все, что им нужно.

Трубников. Ты в этом уверен?

Макеев. Как ты не понимаешь? Там же враги. Наши враги!

Трубников. Но не все же враги!

Макеев. Конечно, не все враги, и даже гораздо больше друзей, чем врагов, но там у власти враги. Понимаешь — у власти!

Трубников. Это страшно.

Макеев. Нет, это не страшно. Не страшно потому, что мы сильнее, сильнее во всем, даже вот в этом нашем открытии. Вы, ища для человечества спасения от болезней, по дороге нашли страшное оружие и прошли мимо него, потому что вы, советские люди, искали не его. А они хотели подобрать это оружие. Но если бы даже случилась чудовищная вещь, что они его подобрали, то все равно мы были бы сильней их, потому что у них было бы только оружие, а у нас и оружие и противоядие — те прививки, которые вы уже нашли. Ничто не страшно, если трезво и спокойно смотреть в будущее, и все страшно, если быть слепым. Ты хоть теперь-то видишь, как наглядно столкнулись добро и зло, два мира — их и наш — на этом открытии, какая это палка о двух концах? Вы вообразили, что гуманизм — это стоять в сторонке и всех любить? Нет! Гуманизм для ученого — это драться! Быть солдатом нашей армии в борьбе за будущее всех людей, всей науки, всей культуры против всего мрака, который надвигается на нас из той половины мира!

Ольга Александровна. Я чувствую такую страшную ответственность и за то, что произошло, и за то, что чуть не произошло.

Трубников(резко). Ни слова об ответственности! Здесь нет ничьей ответственности, кроме моей. И я сам, ни с кем не делясь, сумею отвечать за свои поступки. Если надо пойти под суд — я пойду под суд!

Макеев. Я уполномочен тебе передать…

Быстро входит Саватеев.

Саватеев. У Григория Ивановича упала температура на одну целую и пять десятых. За один час. Слабость. И температура все падает. Падает!

Макеев. Что это значит?

Иванов. Это значит, что чума исключается. Садитесь, Семен Никитич.

Саватеев(не садясь). Он хочет сказать несколько слов по телефону вам, Сергей Александрович.

Ольга Александровна. А ему можно?

Саватеев. Я не говорил с ним, но там Елена Сергеевна. Она говорит, что он хочет. Сергей Александрович!

Ольга Александровна(Трубникову). Подойди же!

Трубников. Я не могу.

Ольга Александровна. Ну, хорошо. (Подходит к телефону.) Лена?.. Да, я… Да… Ну, слава Богу.

Иванов. Может быть, все-таки ему не говорить?

Ольга Александровна(отрываясь). Он не поднимает головы. Она сама будет держать трубку. Тише! (В трубку.) Да, да, Григорий Иванович… (Отрываясь.) Он просит поздравить всех с тем, что опыт удался. (Трубникову.) Первым он просит поздравить тебя.

Иванов. Поздравьте его.