Чужая тень

Ольга Александровна(в трубку). Григорий Иванович, мы все поздравляем вас. Мы были уверены, что все будет хорошо… Да… (Отрываясь.) Он говорит, что тоже был уверен. (В трубку.) Да, да… (Отрываясь, Трубникову.) Он гордится, что в меру своих сил помогал тебе в твоей работе. (В трубку.) Да, Григорий Иванович, мы все вас… Что?.. Да, хорошо… (Отрываясь.) Это Лена. Она говорит, что ему довольно разговаривать, она больше не разрешает. (В трубку.) Да… (Отрываясь.) Она говорит, что она очень счастлива. (В трубку.) Мы тоже… Да… (Отрываясь.) Она говорит, что она его любит. (В трубку.) Да… (Отрываясь.) И что если мы хотим об этом рассказать, мы можем рассказывать хоть всему институту. (В трубку.) Мы все целуем тебя, Лена! Лена! (Кладет трубку и поворачивается к Трубникову, молча и неподвижно сидевшему на протяжении всего разговора.) Что ты молчишь?

Трубников. Я думаю.

Ольга Александровна. О чем?

Трубников. Я думаю о том, что он еще ничего не знает. (После молчания.) И еще я думаю, что мне пора сдать ключи в прямом (вынимает из кармана ключи от несгораемого шкафа и кладет на стол) и в переносном смысле этого слова. (Ольге Александровне.) Пока тебе… А, уж ты — тому, кого назначат.

Макеев. Подождите…

Трубников. Нечего ждать, Андрей Ильич. Я только попрошу всех вас оставить меня в покое. Здесь. Ненадолго — на час. Я хочу, прежде чем навсегда расстаться с этим домом, оставить на этом столе письменное объяснение, с чего все началось и чем кончилось.

Иванов. Чуть не кончилось.

Трубников. К этому «чуть» я не имею отношения. Это «чуть» — не моя заслуга.

Макеев. Сергей Александрович, прежде чем вы будете что-нибудь писать, я должен вам сказать…

Трубников. Что вы мне можете еще сказать?

Макеев. Очень многое.

Трубников. Не верю! Человеку, который совершил предательство…

Ольга Александровна. Сережа, ты же…

Трубников(кричит). Совершил! Вы не дали, но я-то совершил.

Иванов. Сергей Александрович, не нужно преувеличивать.

Трубников. Замолчите! Я спорил, пока не понял всего до конца. Но с той минуты, как я все понял, у меня хватит мужества, чтобы называть вещи своими именами. Такому человеку, как я, нужно сказать: «Вон отсюда! Уйди и больше никогда не возвращайся». Все… (Обведя всех взглядом.) По-моему, я уже просил оставить меня одного.

Макеев. Вы сказали все?

Трубников. Все.

Макеев. Так, может быть, теперь вы мне все-таки дадите возможность сказать те несколько слов, которые я хочу, а главное, обязан вам сказать?

Трубников. А вы не можете меня все-таки уволить от этого?

Макеев. Нет. Я уполномочен сказать вам следующее. Получив вашу рукопись, я поехал к министру.

Иванов. Здравоохранения?

Макеев. Да. Это было вечером. А ночью он уже докладывал об этом правительству. Он уехал, оставив меня в своем кабинете, на случай, если понадоблюсь и я. В пять утра он вернулся из Кремля, сел за стол и, сидя передо мной вот так, как сидит сейчас Ольга Александровна, спросил меня: «Вы улетаете?» «Да, через час», — сказал я. «Вы увидите вечером Трубникова?» — «Да». — «На днях я вызову его сюда, но пока… Пока передайте ему, что я докладывал этот вопрос правительству и правительство обязало меня, несмотря на все, совершенное Трубниковым, сохранить Трубникова в институте. Меня обязали передать ему и разрешили передать это через вас, что правительство, несмотря на все ошибки Трубникова, верит в его честность и не сомневается в его способности искупить свою вину и довести до конца начатое им дело». Так мне сказал министр, и я по его глазам понял, кто ему сказал то, что он сказал мне.

Ольга Александровна. Сережа!

Трубников сидит молча, закрыв лицо руками.

Ты слышишь, Сережа?

Иванов. Сергей Александрович!

Трубников(продолжает сидеть неподвижно, потом, оторвав руки от лица, встает и поворачивается к Саватееву). Семен Никитич, у вас приготовлены препараты для восьмого цикла?

Саватеев. Да.

Трубников. Сейчас готовы?

Саватеев. Готовы.

Трубников. Тогда идемте в лабораторию.

Саватеев. Что?

Трубников. Я говорю: идемте в лабораторию.

Молча выходит. За ним Саватеев.

Занавес

1948–1949 гг.