Чужая вина

Женевьева судорожно глотнула и приложила к глазам скомканный платок. Она не хотела видеть ни Хейдона, ни кого-либо другого. Почему они не могут этого понять? Весь день Юнис, Дорин и Оливер стучали к ней в дверь, приносили подносы и умоляли спуститься и поесть. Как она может выпить даже стакан воды, зная, что Шарлотту кормят в камере всякой гадостью? Женевьева не хотела ни с кем разговаривать. Никто не мог ничего сказать или сделать, чтобы облегчить терзающую ее душевную боль.

— Пожалуйста, уйдите, — повторила она.

— Боюсь, что это невозможно, Женевьева. Откройте дверь.

— Я плохо себя чувствую. Оставьте меня в покое. Последовала пауза. И вдруг дверь начала открываться. Без ее разрешения?! Ну уж нет.

Женевьева резко повернулась, намереваясь крикнуть, чтобы Хейдон убирался прочь. Неужели он такой жестокий и бесчувственный, что не может выполнить простую просьбу и позволить ей страдать в одиночестве?

Внезапно она увидела в дверном проеме Шарлотту. Девочка неуверенно улыбалась, словно не зная, будет ли рада Женевьева ее возвращению.

С громким криком Женевьева бросилась к Шарлотте и прижала ее к себе, целуя щеки, лоб, волосы, словно желая убедиться, что бедняжка цела и невредима. Джейми, Аннабелл, Грейс и Саймон — все разом радостно вопили, выбежав из укрытия в коридоре.

— Сюрприз, Женевьева!

— Разве ты не рада теперь, что Хейдон все-таки открыл дверь?

— Ты ведь говорила нам, что Шарлотта вернется, и вот она дома!

— Может, дашь ей снять пальто и шляпу?

— Почему ты плачешь?

Зарывшись лицом в волосы Шарлотты, Женевьева громко всхлипывала. Дети недоуменно наблюдали за ней, не понимая ее горя в тот момент, когда следовало радоваться. Только Шарлотта все поняла — она тоже заплакала, и звуки их рыданий одержали верх над бурным весельем остальных детей, которое они предвкушали, прячась на лестнице.

— Пошли, ребята, — сказала Юнис, вытирая глаза краем передника. — Пускай мисс Женевьева и Шарлотта побудут немного вдвоем.

Дорин громко высморкалась.

— В кухне вас ждут вкусные лепешки.

— А может, вам лучше прогуляться? — неуверенно предложил Оливер.

— Нет. — Женевьева покачала головой. — Я хочу, чтобы мои дети были со мной.

Она раскрыла объятия, и дети подбежали к ней и Шарлотте. Женевьева обнимала и целовала их всех, обещая себе, что больше никогда не выпустит никого из поля зрения.

Только когда Оливер закрыл дверь, она внезапно осознала, что Джека нет среди них и Хейдон тоже молча ускользнул, странным образом заставив ее ощущать пустоту в своем шумном многочисленном семействе.

Ночь простерла над домом бархатные крылья. Женевьева поднялась наверх, держа в руках свечу. Дети мирно спали в своих кроватях, и то же самое, судя по храпу, приветствовавшему ее на третьем этаже, относилось к Оливеру, Юнис и Дорин. Женевьева остановилась у двери спальни Хейдона и прислушалась, ежась в холодном ночном воздухе. Она ничего не услышала и не знала, радоваться этому или нет. Если бы он храпел, она могла бы спуститься в свою комнату, решив, что поговорит с ним в другой раз, но молчание казалось ей оглушительным, как раскаты грома. Женевьева не сомневалась, что Хейдон не спит и знает, что она стоит за дверью. Поколебавшись, она постучала.

Дверь сразу же открылась. Хейдон предстал перед ней обнаженным по пояс. Плед был небрежно обмотан вокруг его бедер. Мерцающее пламя свечи и тени зимней ночи играли на его мускулистых плечах и груди. Хейдон молча смотрел на Женевьеву — его лицо не выражало удивления, как будто он ожидал ее прихода.

При виде Хейдона смелость покинула Женевьеву. С трудом удержавшись от желания уйти, она плотнее закуталась в мягкую шерстяную шаль, проскользнула в комнату и поставила свечу на столик у кровати.

В углу стоял платяной шкаф с неплотно закрытой дверцей. Дорин все время просила Оливера починить ее, но у него никак руки не доходили. В шкафу аккуратно висели костюмы и рубашки. Юнис и Дорин постарались снабдить Хейдона подобающим гардеробом.

В другом углу удобно расположился низкий умывальник, явно нуждающийся в покраске. Надтреснутый кувшин и таз были аляповато разрисованы крупными красными розами. Одним словом, комната была вполне во вкусе Дорин, но Хейдону, должно быть, здесь тесновато. Маркиз Рэдмонд, несомненно, привык к простору и роскоши, а здесь ему приходилось спать в комнате служанки, где не было даже стула. Женевьева поежилась от холода, камин в комнате отсутствовал.

— Вы дрожите, — заметил Хейдон, беря с кровати еще один плед.

Женевьева затаила дыхание, когда его руки коснулись ее плеч. Шерсть пледа хранила тепло тела Хейдона, и она поняла, что перед самым ее приходом он лежал обнаженным, укрывшись как раз этим пледом. Ощущение казалось шокирующе интимным, но в то же время успокаивающим. Не делая попытки сбросить плед, Женевьева отступила в дальний угол, где почувствовала себя в относительной безопасности. Она сама не знала, кого больше боится — Хейдона или самое себя.