Чужая война

— Бер-рсерком буду! — рычал половинчик, когда Эльрик перекидывал его с седла на седло. — Как четыре ноги увижу — накинусь и зар-режу. Или… Или при виде подковы… Да! Буду бить все, что двигается. А еще…

Шефанго хлопал его коня по крупу. Легкий половинчик уносился вперед и продолжал орать дороге перед собой:

— Ух, как я зол! Кр-ругом вр-раги! Лошадь — вр-раг гоббера! Седло — ор-рудие пытки! Кругом ненор-рмальные!!!

Сэр Рихард снисходительно кривился, слушая эти вопли. И молча скакал позади Сима, но впереди Эльрика и Элидора.

Император начал понимать, как чувствовал себя эльф, когда они путешествовали в компании холлморка. Скрытая, но почти физически ощутимая неприязнь. И сделать ничего нельзя. Тогда нельзя было потому, что не хотелось связываться с Князем. Сейчас нельзя, потому, что палатин нужен ордену живым. Да к тому же за что его убивать, в самом деле?

По чести говоря, Эльрик привык к горячей нелюбви людей. На Материке не так много находилось безумцев, способных относиться к шефанго как к обычным разумным существам. Боялись — да. Ненавидели — и это случалось. Избегали — само собой. Слишком уж чужды были жители империи. Для всех чужды, даже для бессмертных эльфов.

Жуткие лица. Непонятные обычаи. Вера… Вера в Темного Бога, в Тарсе. Вера проклятых.

Только с пренебрежением не приходилось сталкиваться никогда. За все бесконечные тысячелетия — ни разу. Страх и ненависть были привычны. Может быть, даже льстили. В конце концов, в том, что тебя боятся, есть своя прелесть. Правда, очень уж это утомительно. Встречались люди достаточно смелые, чтобы не бояться, и даже люди достаточно разумные, чтобы понять, сколько выгоды сулит близкое знакомство с бессмертным, практически непобедимым чудовищем.

Друзья были…

А пренебрежение… Если честно, то не пренебрежение даже, а презрение — высокомерный взгляд, снисходительная улыбка, чуть брезгливая гримаса — де Шотэ был первым, кто осмелился на такое. Первым, кто всерьез мог помыслить, что такое возможно.

И ничего нельзя было сделать.

Эльрик смотрел иногда на хрупкого, крошечного по сравнению с ним человека. Смотрел и думал, что одного удара достаточно, чтобы смять тонкие кости. Выбить жизнь из усталого, старческого тела. Шею свернуть.

Нельзя.

И не за что.

Но покуда походка легка и печатает шаг
Непечатную брань всем тем, кто нас недооценил,
Менестрель кует меч по рецептам
Из собственных вычурных саг,
И играя на лютне, боец набирается сил.

Воспитание. Правильное воспитание дворянина, военного, аристократа. Одного из пяти палатинов — людей, на которых держится империя. Человек, близкий к императору, воин и рыцарь. Он живет по своим законам и ждет, что по этим же законам будут жить другие.

Эльрик помнил себя таким. Конечно, представления Анго и Готской империи о том, как должно жить воину и дворянину, разнились, и довольно сильно. Но есть понятия, неизменные для всех времен и для всех народов.

К сожалению, именно они чаще всего не выдерживают столкновения с действительностью.

И глупо было обращать внимание на старика, всю жизнь прожившего за кисейной пеленой своих странных представлений о мире. Представлений не всегда реальных, навязанных воспитанием и силой собственного характера. Глупо было давать волю старой, привычной уже озлобленности на смертных, трусливых, невежественных, самонадеянных… жалких. Глупо было.

Только вот не привык император к презрению, Сам редко позволял себе презирать кого-то. И уж тем более не позволил бы никому отнестись так к себе.

Раньше не позволил бы…

А дороги разлетались из-под копыт несущихся лошадей.

Богата дорогами Готская империя. Хорошие ухоженные тракты, оставшиеся с тех времен, когда мир еще не знал Нолрэ Анласа, пересекались проселками с глубокими колеями, накатанными множеством тяжелых повозок. Выбегали и снова скрывались в лесу узкие тропинки. Разделялись и сами тракты, вытягивая длинные щупальца к большим городам.

Из Грааса дорога уходила на юг, к белокаменному, славному своими дворцами и храмами Лану.

На юг. В Аквитон. Мимо Тальезы. И время еще было. В обрез, но оставалось, главное, поспешить — на исходе июнь, и куплены свежие лошади, и всего одна опасность впереди, но плевать на опасности…

Из Грааса дорога уходила на север. К деревянному, чуть сумрачному, полному морской свежести и холодного дыхания океана Гемфри.

И рвануло сердце так, что взвыть захотелось от неожиданной и резкой боли.

Или радости?

Гемфри — это Десятиградье. Это города на берегу Северного океана. Это море, любимое, страстно любимое, соленое, безбрежное, вечно живущее море. И…

Навигация еще в разгаре.

Черные дарки империи стоят в портах Десятиградья.

Черные дарки.

Они не заходят в Гемфри — слишком далеко этот город от морских торговых путей, через него идут караваны из Готской империи, с Великих Западных гор, из баронств, Венедии, Аквитона и Румии.

Только шефанго не ходят туда. Нечего им там делать.