Чужая война

— Прямо… Не знаешь? Тогда, говоря по-русски, заткнись до прибытия на рабочее место, — грубо посоветовал ему Лавриков.

— Хамить, депутат Лавриков, на трибуне будете, — обиженно пробурчал Александр едва ли не себе под нос. — А не ближайшему другу и соратнику. И на рабочем месте я с вами разговаривать не намерен! Я с вами вообще не разговариваю! Нигде! В знак протеста! И все тут!..

Он снова отвернулся к лобовому стеклу, и громкое шмыганье носом едва не оглушило сидящего рядом водителя. Зато подобное поведение Мошкина и его последняя тирада немного развеселили Лаврикова.

— Хорошо-то как… — протянул он. — Еще голодовку бы объявил, и — прелесть, а не помощник…

Санчо никак не отреагировал на эту колкость. «Волга» стремительно неслась по широкой улице в направлении здания Государственной думы.

Завершив все свои дела в отделе кадров клиники, которые в общем-то были не столько ее делами, сколько местной администрации, Елизавета Михайловна стремительно зашагала к лифту. Продержали ее бюрократические проволочки достаточно долго, и Голощапова не тешила себя надеждой, что Иван все еще дожидается ее в палате Кирсановой. Скорее всего, сидит где-нибудь на стульчике рядом с постом дежурной медсестры, которая так любезно обещала Елизавете Михайловне присмотреть за мальчиком в ее отсутствие.

Впервые за последнее время на душе у Лизы было спокойно. Конечно, страсти вокруг Ивана полностью не улеглись, и, возможно даже, все основные действия потенциального противника еще впереди, но теперь мальчик не был так одинок в этом мире, как несколько дней назад. В этом мире и у него теперь были сильные покровители из числа могущественных Клавдиевых друзей. Как хорошо все-таки сделала Лиза, что обратилась к ней за поддержкой. Старая школьная подруга не подкачала. Ваня в надежных руках, а она, Елизавета Михайловна Голощапова, может теперь все свое время посвятить уходу за Ольгой. Глядишь, и хозяйка выкарабкается.

Спустившись на лифте на нужный этаж, Голощапова заторопилась к столу медсестры. Оглядываясь по сторонам, она с беспокойством отметила для себя, что Кирсанова-младшего нигде не видно.

— А Ваня где? — еще издали спросила Лиза, невольно ускоряя шаг. — Неужели еще в палате?

Медсестра оторвала взгляд от разложенных на столе историй болезни и подняла голову на стремительно приближающуюся Елизавету Михайловну. Дружески улыбнулась ей в знак приветствия.

— Его мужчина забрал, Лизавета Михайловна, — безобидно сообщила девушка.

— Какой мужчина? — В груди Голощаповой шевельнулось волнение.

Медсестра тем временем, не заметив настороженности в голосе собеседницы, мечтательно закатила глаза, вызывая в памяти образ столь обаявшего ее Лаврикова.

— Такой, каким должен быть мужчина, — с чувством произнесла она. — Красавец с проседью. Лев перед выходом на пенсию, но еще очень даже…

Неизвестно, сколько бы еще продолжались описания человека, забравшего Кирсанова, и к чему бы в итоге они свелись, но успокоившаяся Елизавета Михайловна перебила ее с улыбкой:

— Тогда все нормально, я поняла, о ком вы говорите. Это даже хорошо, что малыш с ним. Мне-то не разорваться между палатой и домом…

— Вы хоть здесь особо не надрывайтесь, — тут же от души посоветовала медсестра.

Лиза сокрушенно покачала головой и беспомощно развела руки в стороны.

— Иначе не могу, детка, — прозвучало искреннее признание. — Я — собака по восточному гороскопу. Ночная собака.

— Это чего значит по-восточному?

— Сплошное беспокойство, — вздохнула Голощапова. — Ничего больше…

С этими словами она оставила пост дежурной медсестры и направилась к палате Кирсановой.

— Подождите, пожалуйста, — вежливо обратился Кирсанов к сидящему за рулем джипа Жене. — Я выберу цветы…

Внедорожник плавно притормозил перед закрытыми воротами кладбища. Кореец и охранник из «Империи» быстро переглянулись, и последний коротко кивнул. Это не ускользнуло от внимания сидящего на заднем сиденье Ивана. Пареньку совсем не понравились ни эти два типа, которых приставил к нему в качестве надзирателей дядя Андрей, ни странное поведение самого Семирядина. Уж больно он был слащавым, неестественным. Это насторожило мальчика.

Владислав первым покинул салон и спрыгнул на асфальтовую дорожку. Отворил дверцу перед Кирсановым. Иван вышел и сразу направился к нескольким теткам-цветочницам, торгующим вдоль дороги. Охранник двинулся в другую сторону — договориться о том, чтобы открыли ворота. Женя, не покидая салона, пристально наблюдал за мальчиком в зеркало заднего вида.

Когда со всеми нюансами было покончено и Кирсанов вернулся в автомобиль с букетом цветов, джип продолжил движение через открытые ворота по центральной аллее кладбища.

— Сюда, — коротко произнес Владислав, указывая рукой вправо.

Внедорожник остановился. Подъехать на автомобиле непосредственно к самой могиле они не могли, а потому дальше двинулись пешим ходом. Впереди шел Иван, за ним неотступно следовал охранник, и замыкал шествие Женя с привычным для него бесстрастным выражением лица. Процессия свернула в старую часть кладбища со скромными, а иногда и заброшенными могилами.