Чужая война

— О том и речь…

Интонации в голосе собеседника не понравились Лавру.

— О чем — о том? — недоверчиво прищурился он.

Но амбал не спешил переходить к основной сути вечернего визита. Он ласково пробежался пальцами по своим скользким волосам, выудил другой рукой из кармана носовой платок и протер измазанную кисть.

— Погоди, не торопи, — произнес он.

Лавр не стал спорить.

— Давай на веранду, — предложил депутат Государственной думы, как и полагается радушному хозяину. — Есть, пить хочешь?

— Нет, спасибо.

— Это хорошо. — Федор Павлович растянул губы в улыбке. — А то я один остался, а где какие припасы — толком не знаю.

Мужчины прошли на веранду. Лавриков указал гостю на старое соломенное кресло, предлагая расположиться в нем. Но Ессентуки упрямо продолжал стоять. Он огляделся по сторонам. Вся мебель на веранде была выдержана в том же стиле, что и вышеописанное кресло. Старая и соломенная. Здоровяк с нескрываемым недовольством поморщился.

— И одному негоже оставаться… — прозвучало из уст Ессентуки новое наставление.

— При необходимости даже батальон не спасет, — парировал Лавриков. — Садись… Вспомнил! Морс ягодный эта женщина оставила в пределах досягаемости.

— От морса не откажусь, — согласно кивнул гость.

Лавр скрылся на кухне, а Ессентуки тем временем, еще раз внимательно осмотревшись по сторонам цепким взором, прошел вперед и одним движением задернул выцветшие занавесочки. После этого уже уверенно сел в предложенное ранее кресло.

Вернулся Лавриков с графином морса и двумя стаканами. Поставил все это на круглый низенький столик и расположился напротив визитера в таком же потрескивающем плетеном кресле.

— Да, условия, конечно, не те, — протянул Ессентуки, без разрешения прикуривая сигарету. Теперь он уже не работал на Лавра и мог позволить себе многое из того, о чем прежде и не мыслил. — Небо и земля.

— Ты о жилищных условиях? — Федор Павлович наполнил стаканы наполовину.

— О них.

— Отличные условия. — Лавр беспечно пожал плечами. — Я тут пожил и понял… Ровно столько нужно пространства, Ессентуки, сколько собой заполнить можешь. Или близкими. Иначе рядом пустота может образоваться. А в пустоте — вакуум. А вакуум засасывает.

Из уст Ессентуки, непроизвольно или намеренно, вырвался ехидный смешок. Наткнувшись на колючий взгляд собеседника, он тут же поспешил скрыть свои эмоции за очередной сигаретной затяжкой. Выпустил дым под потолок.

— Законник стал философом, — резюмировал он.

— Иногда полезно. В школе не преподают жизневедение. Самому приходится… Методом «мордой об асфальт».

Свободной от сигареты рукой Ессентуки подхватил со столика стакан и сделал небольшой осторожный глоток. Облизал губы.

— Я слышал, у нас царь какой-то был, — решил блеснуть и собственной эрудицией мордоворот. — Он вроде от престола отрекся, взял палку нищего и ушел из дворца подаянием жить.

— Александр Первый, — внес полную ясность Лавриков и справедливости ради счел нужным добавить: — Только он сначала умер для публики.

Незваный визитер откинулся на плетеную спинку кресла. Новый неспешный глоток морса, новая затяжка сигаретой.

— Во-во, он умер. Да и врут, наверно, про такой уход.

— Может, и врут. А может, так и было.

— Но зачем? — На лице Ессентуки отразилось полнейшее недоумение. Такие тонкости были вне сферы его понимания.

Лавриков, наконец, последовал примеру своего гостя и, опустошив до дна стакан морса, выудил из пачки папиросу.

— Как говорит Санчо… — он прикурил от спички и помахал ею в воздухе, укрощая миниатюрное пламя, — чтобы не жег позор за неправильно прожитые годы.

— Санчо скажет… — хмыкнул Ессентуки. — А тебе это зачем? Ты-то смерть не изображал.

— Не. Меня в натуре убивали.

— Ну и мог бы взять госдачу. Предлагали ж тебе. Сигнализация, охрана.

Лавр внимательно вгляделся в лицо собеседника и даже слегка подался корпусом вперед.

— Откуда знаешь, что мне предлагали? — с прищуром в глазах спросил он.

Но человек, некогда занимавший при Федоре Павловиче весьма почетное положение шефа секьюрити, тоже не зеленым пацаном был. Жизнь научила Ессентуки многим тонкостям конспирации и правильного ведения разговора. Такого на мякине не проведешь.

— По логике, — с ходу ответил он, ни на минуту не смутившись прямого вопроса. — Всем предлагают.

— Только по логике?

На этот раз собеседник выдержал паузу. Впрочем, Лавр не сомневался, что и она, эта самая злосчастная пауза, была заготовлена у визитера заранее. Заранее отрепетирована.

— Не только, — уклончиво признался Ессентуки.

Лавриков вернулся в исходное положение, откинувшись в кресле. Пыхнул папиросой, и его лицо сразу скрылось за плотной дымовой завесой.

— Я к халяве не приучен. — Федор Павлович гордо вскинул голову кверху. — Когда дают, могут и отобрать. А здесь я сам себе хозяин.

— Ой ли, Лавр? — послышался в ответ новый прозрачный намек.

Лавриков разогнал дым рукой. Игры в прятки начинали затягиваться и вызывали вполне естественное раздражение.

— Ладно, хватит крутить, Ессентуки. — Новоиспеченный депутат нахмурил широкие брови. — «Негоже», «ой ли»… Прямо дед Мазай без зайцев какой-то. Ты с кем сейчас? Ты кто?