Чужая здесь, не своя там. Часть первая

— Все будет зависеть от поведения твоего отца.

Не сомневалась. В общем, в любом случае участь моя незавидная. И все же: причем здесь Никлас?!

Ответа я в тот день так и не услышала.

В последующие дни я видела только Никласа. Мой немаленький нянька куда-то подевался, и я не могла сказать, что скучала по нему.

* * *

У меня даже появилась мысль ставить зарубки на изголовье кровати, чтобы хоть так вести счет дням, проводимым взаперти. Вот только что мне это дало бы? Еще одно огорчение, разве что. И так понимала, что дней прошло немало, а конкретизировать их число — нет смысла.

Никлас исправно исполнял роль заботливого тюремщика: приносил мне еду и воду, провожал в уборную. Даже снабдил меня сменной одеждой. Надеюсь, стирал ее все же не он. А самое главное — он неизменно приходил по вечерам и разговаривал со мной. Приносил свечу, ставил на стол и в свете подрагивающего огонька начинал свой рассказ. Историй Никлас знал много. И все они по-своему были интересны. Как ни странно, но мужчина оказался лучшим рассказчиком, чем актером. Он как будто переживал то, с чем делился со мной. А может, мне просто не хватило сказок в детстве…

Иногда Никлас пытался разговорить меня: расспрашивал о моей жизни, увлечениях, стремлениях. Я неохотно шла на контакт, предпочитая уводить разговор в другое русло и потом вообще замолкала.

Я даже стала привыкать к таким нашим посиделкам. И в течение дня не то, чтобы ждала вечерней встречи, но все же каждый раз надеялась, что она состоится.

Понимала же, что действует Никлас таким образом неспроста, специально. Постепенно приручал меня, как дикого зверька, приучал к своему присутствию, возможно он пытался вызвать доверие только к нему одному.

Понимала, но ничего с собой поделать не могла. Я никого больше не видела, ни с кем больше не общалась. Несмотря на мою нынешнюю молчаливость, я все же скучала по общению и обществу других. Все это и старался заменить мне Никлас.

При этом, ничего больше он себе не позволял. Никаких скабрезных намеков, масляных улыбок, недопустимых обращений. Его улыбка выражала только дружелюбие и даже как будто участие. Впрочем, забыть, что он мой похититель, я никак не могла.

А пока Никласа не было, я предавалась размышлениям, тем более никаких других занятий у меня не было. Может быть расчет моих похитителей был таков, что сидя в одиночестве, обдумывая ситуацию, накручивая себе тягостные думы, я буду согласна на все, лишь бы меня отпустили. Я же не знала, как мне поступить, когда придется писать письмо отцу. Ведь согласившись на условия похитителей, я подставлю родителя. Не верю я, что заговорщики смогут добиться своих целей. Если их цель действительно смена власти в Дрине, а не что-то другое, никому кроме них и, скорее всего их покровителей, неизвестное.

Я боялась представить, что же сейчас испытывают родители. Не видеть столько лет, но знать, что я в безопасности — еще куда ни шло. А теперь неизвестно где я и что со мной.

— С родителями уже связывались? — спросила я у Никласа.

— Скоро все узнаешь, — как всегда не ответил толком на вопрос мужчина.

Настаивать было бесполезно — проверяла не раз.

И Никлас продолжил меня забалтывать.

Меня пугала такая перемена в нем: от похитителя, масляно улыбающегося, до, хоть и тюремщика, но очень заботливого.

Но больше всего меня пугала неизвестность, относительно его персоны во всей этой истории.

— Добрый вечер, Астари. — Никлас тепло улыбнулся и поставил на стол тарелку с неизменной кашей.

Да, она была все такой же вкусной, но однообразие блюд не радовало. Утром каша, в обед — жидкий овощной супчик, вечером — каша. С другой стороны, кормят и ладно.

Вздохнула и придвинула к себе тарелку. Я нехотя принялась жевать теплую кашу, которую неизвестный мне повар даже сдобрил маслом, но удовольствия особого не испытывала.

— Держи. — Никлас протянул мне небольшую булочку.

— Спасибо.

До сей поры я даже кусочки хлеба крайне редко видела, а тут целая булка.

О боги, какой же вкусной она оказалась! От блаженства я даже прикрыла глаза, смакуя каждый крохотный отщепленный кусочек. Сдоба таяла на языке, да и пахла она умопомрачительно. С виду — обычная булочка, а оказалось — наивысшее блаженство. А потом мне попался изюм. Я чуть не расплакалась от избытка эмоций.

Когда я поняла глаза на Никласа, последний кусочек булочки застрял в горле. Мужчина смотрел на меня с сожалением и жалостью.

— Завтра еще принесу.

— Совсем не обязательно…

Никлас чуть склонил голову и посмотрел на меня исподлобья.

— Принесу.

Сегодня мужчина уже не выказывал той, порой все же показной радости и безмятежности, что заставило меня напрячься. А съеденная с таким удовольствием сдоба, комом осела в желудке.

Никлас выглядел даже каким-то осунувшимся. В любой другой ситуации я бы поинтересовалась, все ли в порядке. А так, бросила на него настороженный взгляд и отвернулась к окну, всматриваясь в далекое, свободное, уже сумеречное небо.