Казалось, дворец мелко дрожит от барабанного боя. Ой, мама, какая психоделика сейчас там внутри.
Зато у дверей нас ждала Унгали.
Я посмотрел на нее и чуть не задохнулся.
Выросла девочка.
На человека всегда накладывает отпечаток его социальная роль, особенно если он взялся играть ее совсем недавно и подходит к делу очень серьезно. Пускай тебя готовили к этой роли с детства, она может оказаться не по силам. Власть проверяет на прочность каждого, ответственность согнет, а то и сломает любые плечи.
На эти плечи власть легла так, что расправила их. Раньше немножко сутулилась моя радость, и еще в том году я ей напоминал – ну, Галя, спину-то держи, ты ведь звездная принцесса, в наших сказках они ходят с прямой спиной, так что давай, выше нос.
«Моя радость» – я это серьезно?
Нет, ну отчего бы и не порадоваться. Она была прекрасна, а стала еще лучше.
К парадным дверям вел пологий длинный пандус – здесь не понимают ступеней, по ним же повозку не закатишь, – и пока мы шли, я поверх плеча Газина впился глазами в эту новую для меня Унгали так жадно, что под конец даже смутился. В последнюю неделю на борту звездолета я отсмотрел все свежие записи Калугина, и ни одна не показала во всей полноте той метаморфозы, что случилась с моей юной подружкой. И вроде знал я, что никакое видео самого высокого разрешения не в состоянии передать истинную прелесть Унгали. И понимал, что «выросла девочка»… но не настолько же!
Ну просто обухом по голове.
Уже не девчонка. Молодая женщина. Сильная, уверенная, спокойная. Вороная грива схвачена блестящей цепочкой, лунный камушек посреди лба – знак придворной должности. На безупречной длинной шее ожерелье младшего вождя. Лазурная тога в серебряных узорах – это цвета столбового рода династии Ун – подпоясана наборным ремнем, который тебе и мерка, и счеты, и набор грузов для весов, а еще им убить можно. И простенькие кожаные сандалики вполне земного вида, только коже той сносу нет, и мягкости она волшебной. А в изумительной руке – очень важно, чтобы у звездной принцессы были красивые руки, не знаю почему, но мне так кажется, – еще один символ власти: коротенький складной боевой жезл, увенчанный ярким переливчатым камнем. Жезл носят вожди с правом оперативного управления войсками, если вы понимаете, о чем я. И дворцовая стража, что шагает в ногу за нами следом, подчиняется напрямую очаровательной Унгали.
Да, если что, она этой телескопической дубинкой отправит тебя в нокаут – моргнуть не успеешь. Силенок убить не хватит, ну так ей и не надо, у нее подчиненные есть, всегда готовые к добиванию.
Не женщина, а мечта одинокого мужчины в расцвете лет.
А глаза у нее зеленые.
Ослепительно чистые белки глаз, и в них два зеленых чертенка. Как только я этих чертенят разглядел, таких знакомых, начал снова дышать.
А то понять не мог, отчего так трудно жить на свете и с каждым шагом все труднее.
Остановились на положенном расстоянии, Газин и Брилёв впереди, мы с Костей сзади. Лица согласно протоколу должны быть каменные, и судя по тому, что у полковника уши шевелятся от натуги, он справляется. Быстрый обмен жестами и поклонами. Все четко. Мы молодцы.
А потом она улыбнулась.
Глядя через плечо Газина, улыбнулась мне.
И я ее сразу узнал.
Нет, не ту девчонку – эту женщину. Мы с ней давно знакомы.
Газин шагнул к Унгали и что-то спросил, я не расслышал. А та рассмеялась – не здешним, а нашим смехом – и повисла у полковника на шее, чуть не сбив с него фуражку.
Но опять поверх его плеча смотрела на меня.
Двери распахнулись, и мы следом за Унгали, сохраняя прежний строй, вошли во дворец. Мощный басовый гул накрыл нас прямо с порога. Это же надо, как они лупят, совсем озверели – я, например, кроме барабанов ничего не разберу, хотя сейчас в зале приемов орудует целый оркестр из тарелок и гонгов. Офицеры достали беруши, рядом шарил по карманам Калугин. Ага, нашел затычки. Мне не предложил – я ведь откажусь. С его точки зрения, которую он никогда не скрывал, я просто выпендриваюсь перед местными, цену себе набиваю. На случай, если сдамся, у Кости есть второй комплект берушей, он думает, я не знаю об этом.
Мы шли в такт ударам, и я любовался походкой Унгали, ее грацией благородного хищного зверя, полной жизни… Вот чего мне не хватало на Земле – ощущения жизни, бьющей ключом отовсюду. Чистой, а не фильтрованной радости.
Унгали, когда не на работе, умеет радоваться всему на свете, я же помню. На «первой высадке» она как-то сразу и очень естественно, будто так и надо, взяла меня под персональную опеку, и я ничего не имел против именно потому, что девчонка была – чистая радость. Мы вместе осваивали языки, она учила меня обычаям аборигенов, а я ее – нашим. Она смеялась над тем, что я боюсь здешних коней, а я показал ей, как водить машину. Только во вторую командировку я узнал, к чему барышню готовят, и слегка обалдел.