Чужая жена

Макс медленно оборачивается, обжигающе холодно смотрит мне в лицо. Взгляд морозит, будоражит и настораживает. Слова о смерти мамы застревают в горле, я не двигаюсь с места.

— Иди ко мне, — подзывает, ставя стакан возле бутылки на тумбочки.

Послушно подхожу, облизываю губы. Всматриваюсь в его ожесточенное лицо. Что случилось? Почему он смотрит на меня убийственно нежно? Настолько, что нежность переплетается с жестокостью, которую я никогда не замечала в глазах мужа.

Кладет руку мне на затылок, сгребает волосы, дергает на себя. Я рефлекторно выставляю руки вперед и упираюсь ладонями ему в грудь. Его кожа горячая, а мускулы напряжены.

— Ты счастлива со мной? — напряжение в голосе, в каждой нотке, в каждом слове.

Я хмурюсь. Не понимаю причины такого вопроса. В голове каша. Горе от утраты родного человека граничит с непониманием ситуации.

— Максим...

— Я спросил: ты счастлива со мной? — перебивает он.

Минута уходит на то, чтобы подобрать ответ.

— Да, — немного лукавлю, но разве это имеет сейчас значение? Сейчас, когда ничто нельзя вернуть, нельзя повернуть время. А будь возможность, что я бы изменила? Я бы...

— Врешь, моя прелесть. Врешь. — Рука на затылке сжимается сильнее, родные глаза смотрят уничтожающе, хотя губы улыбаются. Скорее скалятся, по-хищному.

Я едва дышу, едва дышу, так как инстинкт самосохранения шепчет мне не рыпаться, не злить, не провоцировать. Максим зол. Он просто в бешенстве. Пока что он держит себя в руках, но насколько его хватит? Я никогда не видела его таким озлобленным, пьяным и агрессивным. Максим никогда не вел себя так жестоко. Не было повода. Теперь мне страшно. Не представляю, что он сделает в таком состоянии.

Рука с затылка перемещается на грудь, сжимает до боли. Я прикусываю губу, умоляюще на него смотрю. Боже, не надо! Не сегодня! Не сейчас.

— Нравится? — обводит большим пальцем сосок через ткань, пощипывает.

— Нет.

— Нет? — ухмыляется, нащупывает сбоку молнию, расстегивает. — А раньше нравилось. Нравилось все, что я делаю, все, чему учил тебя.

— Максим... — осмеливаюсь перехватить его руку. — У меня сегодня не то настроение. Мама...

— Не то настроение? — смеется в лицо, резко разворачивает к себе спиной и стаскивает через голову платье.

Я не успеваю ни запротестовать, ни объяснить. Пытаюсь отшагнуть, но он ловит за руку. Оглядываюсь через плечо, содрогаюсь. Серо-голубые глаза блестят похотью. Максим толкает меня на кровать, стаскивает вместе с колготками трусы, грубо задевая пальцами складочки. Вздрагиваю, пытаюсь отползти, но он опять ловит, тянет на себя.

— Макс... — голос наполнен паникой, смотрю с ужасом в его безумные глаза. — Макс, пожалуйста, послушай меня! Мама...

— Заткнись, сука! Просто заткнись! Я хочу тебя трахнуть до потери сознания. Вые…бать так, чтобы ты больше не думала раздвигать ноги перед другими мужиками!

Он вонзает в меня два пальца, крутит ими, растягивает меня изнутри. От боли я взвизгиваю и дергаюсь, оглушенная его грубостью и словами.

— Максим, прошу тебя, не надо! — всхлипываю, зажмуриваясь. Слезы вновь катятся по лицу, только уже по другому поводу.

— Не надо? Другим надо, а мне не надо? — рычит он где-то рядом, но, к моему облегчению, убирает руки. Я поджимаю ноги, сворачиваюсь клубочком, надеясь, что больше не тронет. Слышу, как расстегивает ширинку, хватает меня за волосы, заставляет подняться.

— Соси. Смачно, с чувством, как ты сосала чужой член в нашей квартире. На этом месте, — цедит сквозь зубы, тыча мне в лицо своим возбужденным членом.

Цепенею. До меня наконец доходит, что Максим в курсе, что я занималась сексом в этой квартире с Дани. Сердце ухает вниз, отшатываюсь от мужа, смотря на него в немом ужасе. Лицо его темнеет, глаза наливаются кровью, постепенно теряя всякую осмысленность.

— Не хочешь? — Вопрос еще до конца не произнесен, как он замахивается и звонко бьет меня по лицу. Правая щека начинает адски гореть, а в голове возникает звон. Следом еще один удар с другой стороны. Я пытаюсь прикрыть лицо ладонями, он перехватывает мои руки, удерживает в одной руке и продолжает сыпать пощечины.

— Сука! Шалава! Да если бы не я, тебя поимели все кредиторы твоего отца за долги. Неблагодарная!

Удары вдруг прекращаются. С горящим от пощечин лицом я сквозь слезы щурюсь на Максима. Он тяжело дышит, смотрит на меня с такой ненавистью, что хочется закрыть глаза и никогда их не открывать.

— Максим… — жалобно пищу, увидев, как он из петлиц брюк начинает вытаскивать ремень. — Пожалуйста, прекрати!

Говорить о том, что не виновата, нет смысла. Виновата ведь. И наказания мои заслуженные, только вот это предел. Предел моей стойкости.