А у самого мысли о сучке лживой. Вплетаются кровавыми нитями во всю эту унылость, поблескивают неоновым светом, манят и напоминают, что иначе бывает. Ярко, обжигающе, страстно и дико так, что кончить можно только, вспоминая о том, как ее соски языком дразнил, от стонов хриплых в ушах. Как ей живется с ним? Как она просыпается каждый день в его постели и мне смски шлет свои истерические или звонит? Мне каждый ее звонок или сообщение словно жизнь укорачивали. Но ревность-сука была сильнее. Даже сильнее, чем чувство, что друга предал. Я постоянно думал, как она вот так же в душе стоит после него? Не противно, не тоскливо ей, не тошно? Не ушла ведь… знал, что не ушла. Чувствовал. А вот своей чувствовать перестал.
И снова от мысли, что он ее трахает… начинает лихорадить и руки сжимаются в кулаки. Бью ими по кафелю не с размаху, а методичными короткими ударами, пока вода не окрашивается в розовый. Удар — ее глаза светлые кошачьи, удар — ее улыбка, удар — ее голос, удар — запах волос, удар — острые соски, трущиеся о мою грудь. И так, пока не слышу звонок своего сотового… ее мелодией. На нее другая стоит. Чтоб знать всегда, что это она, чтоб подыхать от счастья лишь от предвкушения услышать голос. Сквозь шум воды услышал "Алло" жены и выскочил из душевой в одном полотенце. Какого хрена? Взгляд на Иру, а она на меня смотрит прямо в глаза и аппарат у уха держит. На лице непонятное выражение. Внутри вспарывает едким сарказмом — поздно корчить из себя жену и хватать мой сотовый, когда сама больше года под другим лежала. Больно, Ир, и мне больно было. Пи***ц как больно. Только я тебя не предавал, а ты меня на козла своего променяла. А теперь мне уже нигде не болит, даже если у тебя десять таких козлов будет. Вот в такой момент и понимаешь — нет ничего к человеку. Умерло все. Когда болеть перестает, значит, мертвое. Впрочем, Ира мне и не болела никогда. Самолюбие болело мужское, за детей болело, за годы потерянные, похеренную работу. А ее вернуть никогда не хотел.
— Это тебя.
Протянула мне сотовый
— Зачем ответила?
— Узнать хотела, кто такая эта…
— Дай сюда.
Я бы, скорей всего, не ответил. Скорей всего, отключил бы сотовый, как и тысячу раз раньше. На каждый ее звонок — упрямый бешеный "отбой". Так, что перед глазами темнеет и раскрошить сотовый хочется. Но не смог удержаться. Не знаю, что это было, но не месть Ире, нет. Это было какое-то предчувствие, что надо ответить. Надо и все. Потом голос ее услышал, и сорвало меня. В бездну, как и всегда, сначала кипятком ошпарило так, что каждый лопнувший на душе волдырь зашипел, а потом тут же в лед ее новостью. Представил, как ее сейчас допрашивать начнут, засунут в полицейскую машину, как ей страшно там и начал лихорадочно одеваться. Ира ничего не спрашивала, а я не собирался отчитываться. Она только у дверей не удержалась:
— Ты приедешь потом?
И я честно ответил:
— Не знаю.
Пока в машине ехал, тысячу раз хотел свернуть… ей есть кому помочь. Ее муженек отвесит бабла и отмажет даже от убийства. Черт. Как она вляпалась в это? Почему сама за рулем, а не с водителем.
Я не смог не поехать. Не смог ее там бросить, когда рыдала мне в ухо и просила помочь. Мне позвонила. МНЕ. Говорят, кому первому звонишь, когда плохо тот и родной на самом деле. Хотя кто знает, кому она вообще позвонить успела. Я вообще ни черта не знаю о ней. Может, у нее родственнички какие-то олигархи, как и Деня.
Потом взрывной волной окатит осознание, что вообще только мне, не Денису. Не семейному адвокату. Навстречу не бросилась, сидит возле машины глаза как у чокнутой остекленели, опухли от слез, по щекам тушь размазана, и спиртным от нее за версту несет, как от мужика. Я машину обошел, труп увидел, но ни черта вот так не понятно — женщина под передние колеса угодила и оставалась под джипом. Мне лишь лицо видно было, залитое кровью, и глаза открытые. И я понимал, что влипла Зоряна. Сильно влипла. Конечно, деньги Дениса помогут, а вот выпитое спиртное совершенно исказит всю картину, и, судя по сильному запаху, выпито не мало. Черт его знает, как все повернуться может. Я поднял Зоряну за плечи, несколько секунд в глаза смотрел, но не обнял. Не смог.
Я дернул дверь джипа на себя, сел на водительское сидение и трогал все в салоне автомобиля, включая руль и коробку передач.
— Ты… ты что? — кинулась, впилась мне в рукав, потянула на себя.
— Пойло твое адское где?
Она отрицательно головой качает, поняла все.
— Нееет. Нетнетнет. Ты этого делать не станешь.
— Да. Мать твою. Да. Ты пьяная была. Тебя припечатают, даже несмотря на деньги Дениса. И скандал этот на хрен не нужен. Конец твоей карьере настанет. Вызывай ментов и скорую, и дай мне то, что ты пила.
— Нету… нету ничего. Ты с ума сошел. Денис меня отмажет… а ты… тебя посадят, Олееег.
— Ну значит, посадят. Звони, вызывай ментов, я говорю.
А потом к себе ее за локоть дернул.
— Жвачка есть?
— Нету… я не могу так. Не могуууу.
— Сможешь. Раздвигать ноги под нами двумя могла? И это сможешь.