Так и вышло. Последние штрихи мы дорисовывали уже в темноте, при свечах. Сама не понимаю, как я не охрипла после бесконечных расспросов. Кто-то приносил нам еду, пока мы работали, но сейчас я не могла вспомнить ни кто это был, ни даже что мы ели, настолько меня поглотила карта. Лишь сейчас я заметила, что рука Вадима измазана чернилами, а голос устал от непрерывных вопросов.
- Ну вот, - он счёл, наконец, возможным закончить возню с картой. - Та ещё халтура, но для наших целей сойдёт. А теперь спать. Завтра придётся вставать ни свет ни заря.
- Погоди! - остановила я его. Внутри меня всё горело. Перед глазами проносились обрывки чужой памяти. Как же так сказать, чтобы он понял? У его женщин проблем с этим, кажется, вообще не было. Ни у одной. Не то, что у меня.
- Ну, что ещё? - недовольно спросил он. - Ещё что-то вспомнила? Давай завтра уже, а?
- Нет, - кажется, я покраснела, - Я, ну, у меня это...
- Что это? - не понял Вадим.
- Я всё! - отчаянно выпалила я.
- Погоди, - Вадим пристально взглянул на меня, - В каком смысле? В том, что я думаю?
- Да, - слова рвались наружу одно за другим, и я не могла их остановить. - Я знаю, что нам здесь негде совершить омовение и выпить дорогого вина, как этого всегда требуют ваши боги, и что здесь нет волшебного окна с куртизанками, чтобы научить меня тому, чего я не умею, и мягких кандалов с розовым мехом, чтобы скрепить брак так, как этого требует ваша богиня любви, но я могу сходить в подвалы башни и найти что-нибудь полегче, а мех взять можно у дяди Юрека и покрасить лошадиной кровью...
- Так, - Вадим прикоснулся к моим губам одним пальцем. - Ша. Тихо. Я не школьник уже, без окна разберёмся. И с кандалами тоже в другой раз как-нибудь. Только перестань уже меня смущать, ради богов!
И задул свечу.
Глава четвёртая
Вадим Колпаков, счастливый новобрачный
А может, и зря я от наручников отказался? Один знакомый мотострелок, Борька-Аквафор, которому повезло свои полтора года отслужить в пяти минутах пешком от московской Бауманки, рассказывал как-то, что к ним с той самой Бауманки перед экзаменами регулярно приходили такие экстремалки, что даже четверых парней от стресса избавиться не хватало. Шестеро - ещё куда ни шло. Желательно подряд. Ещё и еду приносили.
Он их, правда, сторонился в силу врождённого недоверия местам общего пользования, но многие не столь осмотрительные товарищи с удовольствием помогали девочкам избавиться от накопленного стресса.
Я в это не верил - и зря. Уж не знаю, чему ещё Ирга намеревалась учиться, но из моей памяти она выудила более чем достаточно. Что же до недостатка опыта - его с лихвой заменил темперамент.
К утру я оказался хоть и в крайне благостном, но донельзя усталом состоянии. Не совсем та форма, в которой стоит встречать окруженцев. Перед ними, чтоб их черти взяли, должен оказаться кто-то бодрый и суровый, как настоящий челябинский мужик, а не бледная немочь с кругами под глазами. Достаточно того, что я в их глазах и так выскочка-недомерок. Беженцы с запада на землях Народа обычно задерживались ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы добраться на юг, в Поречье. И я догадывался, почему. Тот же Кейгот мне до сих пор не простил, что я не три метра ростом и не метаю из глаз молнии, как положено герою.
Я осторожно, чтобы не разбудить Иргу, выбрался из капитально измятой кровати, тихонечко скользнул к рюкзаку и выудил из бокового кармашка плоскую фляжку с чернокотовкой.
На чём Котяра настаивал эту ядерную смесь, он так и не признался, но ей разве что мёртвого не получилось бы поднять. Вот и сейчас я отпил пару глотков, не успел даже толком одеться, и мой взгляд снова начал задерживаться на различных привлекательных выпуклостях обнажённого тела на кровати. Организм незамедлительно отреагировал на соблазнительную картину самым предательским образом.
- Не-не-не, - я торопливо оделся. - Хватит разврата.
Под окнами уже кипела работа. Во дворе форта разделывали конину. Божественное вмешательство любезно избавило нас от необходимости выискивать среди окровавленного мяса человечину. От перебитых во дворе всадников остались только помятые доспехи, рваная одежда, сломанное оружие и подпорченные картечью и лошадиной кровью припасы. И как раз их жалели больше всего.
Не удивительно, что практичный торговец решил слегка пополнить запасы наличного продовольствия. Думаю, сейчас Юрек Шеслав искренне жалел, что после картечного залпа шкуры не годятся даже на решето. У него в дело шло всё. Кости - и те обработали ножом и выложили на просушку. Наверняка хотели сделать из них клей, или ещё чего-нибудь в том же духе.
Бурная хозяйственная деятельность превратила форт в один большой, насквозь провонявший кровью и потрохами, разделочный цех. Выглядело это всё просто ужасно, воняло - ещё ужаснее. С этим следовало что-то делать, но сейчас у меня имелись занятия и поважнее.
- Кейгот! - я отыскал знакомый силуэт вождя среди полуобнажённых мясников и махнул рукой. - Эй, Кейгот! Надо поговорить!